Сказка Необыкновенные приключения Карика и Вали

Сказка «Необыкновенные приключения Карика и Вали», автор Ян Леопольдович Ларри. Книга о фантастических путишествиях детей, в увлекательной приключенческой форме рассказывает о растениях и насекомых, о том, как брат и сестра уменьшились в размерах и отправляются в приключение.

«Необыкновенные приключения Карика и Вали»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Неприятный разговор с бабушкой. Мама беспокоится. Джек идет по горячим следам. Странная находка в кабинете профессора Енотова. Таинственное исчезновение Ивана Гермогеновича.

В тот час, когда мама накрывала белой скатертью стол, а бабушка резала хлеб к обеду, и произошли эти очень странные, удивительные, невероятные события. Именно в это время Карик и Валя уже летели высоко над городом в неизвестный мир, где поджидали их необыкновенные приключения.

- Вот и обед, - ворчливо сказала бабушка, - а ребята где-то собак гоняют. И где они - ума не приложу!.. Никогда не приходят вовремя... Раньше, когда я была маленькой...

- Ах, - сказала мама, - они и не завтракали даже. Голодные, наверно,
как волки.

Она подошла к открытому окну, легла на подоконник.

- Кари-и-и-ик! Ва-а-а-аля-я! - закричала мама. - Идите обедать!

- Ну как же, - заворчала бабушка, - так они и спешат. Им, поди, не до обеда теперь. Ты обедать их зовешь, а они, может быть, в затяжные прыжки играют. Им, может, не обед нужен, а "скорая помощь".

- Какие еще затяжные прыжки? Да и зачем им "скорая помощь"?

- Да мало ли что может случиться с непослушными детьми, - сказала
бабушка.

Она взяла клубок шерсти, вытащила из кармана фартука вязальные спицы и длинный, недовязанный шерстяной чулок. Спицы засновали в ее руках, вытягивая из клубка толстую шерстяную нитку.

- Ты Валерика знаешь? - спросила бабушка.

- Какого Валерика?

- Да один он у нас во дворе... баловник. Сынок управхоза. Ведь что надумал... Достал где-то большой зонтик, устроил из него парашют и сиганул с балкона пятого этажа, как воздушный десантник.

- Ну и что?

- А ничего особенного. Зацепился штанами за трубу и повис вниз головой. Висит и орет. Вызвали, конечно, "скорую помощь". Врач посмотрел и побежал звать пожарную команду. С полчаса, наверное, висел... Ну, сняли, конечно. А он уж весь синий. Еле дышит. Врач ему и массаж сделал, и укол, а надо бы его ремешком полечить, чтобы не баловался больше. Вот какие они озорные
теперь... Когда я была маленькой...

- Ах, - сказала мама, - Карик и Валя не будут прыгать с зонтиком. У нас ведь и зонтика-то нет.

- Ну знаешь, ребята могут придумать что-нибудь и похуже зонтика. Вон в соседнем дворе один безобразник изобрел подводную лодку. Сколотил ее из бочки и опустился в яму с водой. Хорошо еще, что погружение это дворник заметил. Еле откачали озорника. А то недавно еще трое космическую ракету запустили. Одному зубы выбило, а двум другим...

- Нет, нет, - замахала руками мама. - Не надо! И слушать не хочу... Ну что вы, в самом деле, пугаете меня.

И она снова подошла к окну и снова крикнула:

- Карик! Валя! Идите обедать!

- Когда я была маленькой... - начала бабушка. Мама отмахнулась нетерпеливо.

- Да вы уж сколько раз рассказывали об этом. Они не сказали вам, куда собираются пойти?

Бабушка сердито пожевала губами.

- Когда я была маленькой, - сказала она, - я всегда говорила, куда иду. А теперь такие дети растут, что хотят, то и делают... Хотят - на Северный полюс едут, а то и на Южный... Или, например, передавали недавно по радио...

- Что, что передавали? - поспешно спросила мама.

- А ничего! Утонул какой-то мальчик! То и передавали.

Мама вздрогнула.

- Ну, - сказала она, - это... это вздор! Карик и Валя не пойдут купаться!

- Не знаю, не знаю, - бабушка покачала головой, - купаются они или не купаются, не скажу, а только давно пора обедать, а их все нет и нет. Где они?

Мама провела ладонью по лицу. Не говоря ни слова, она быстро вышла из столовой.

- Когда я была маленькой... - вздохнула бабушка.

Но что делала бабушка, когда была маленькой, мама так и не узнала: она уже стояла посреди двора и, щуря глаза от солнца, оглядывалась по сторонам. Посреди двора, на желтой песочной горке, лежал зеленый совочек Вали, рядом валялась выцветшая тюбетейка Карика. И тут же, вытянув все четыре ноги, грелся на солнышке рыжий толстый кот Анюта. Он лениво жмурился и так вытягивал ноги, словно хотел подарить их маме.

- Где же они, Анюта?

Кот сладко зевнул, взглянул на маму одним глазом и перевернулся лениво на спину.

- Ну куда же, куда они делись? - бормотала мама.

Она прошлась по двору, заглянула в прачечную и даже посмотрела в темные окна подвала, где лежали дрова. Ребят нигде не было.

- Ка-ари-ик! - еще раз крикнула мама.

Никто не отозвался.

- Ва-а-аля! - закричала мама. "Ав-ав-гав-гав-гау-у!" - взвыло где-то совсем рядом.

В боковом подъезде сильно хлопнула дверь. Во двор, волоча за собой гремящую цепь, выскочила большая остромордая собака овчарка. Жирный кот Анюта одним прыжком взлетел на поленницу дров.

"Тссс! - зашипел он, поднимая лапу. - Прош-ш-шу не ш-ш-шу-уметь!"

Собака гавкнула сердито на Анюту, с разгона взлетела на горку и стала кататься по песку, поднимая густые столбы пыли, потом вскочила, отряхнулась и с громким лаем бросилась на маму.
Мама отскочила в сторону.

- Назад! Нельзя! Пошел прочь! - замахала она руками.

- Джек! Тубо! К ноге! - раздался из подъезда громкий голос.

Во двор вышел, переваливаясь, толстый человек в сандалиях на босую ногу, с дымящейся папиросой в руке. Это был жилец четвертого этажа - фотограф Шмидт.

- Ты это что же, Джек? А? - спросил толстяк строго и погрозил толстым пальцем. Джек виновато вильнул хвостом.

- Экий дурень! - засмеялся фотограф. Притворно зевая, Джек подошел к хозяину, присел и, звеня цепью, старательно почесал задней лапой шею.

- Хорошая погодка сегодня, - приветливо улыбнулся толстяк, обращаясь к маме. - Вы не собираетесь на дачу? Самое время теперь - грибки собирать, рыбу ловить.

Мама взглянула на толстяка, на собаку и недовольно сказала:

- Опять вы ее, товарищ Шмидт, без намордника выпустили. Ведь она же у вас настоящий волк. Так и смотрит, как бы кого цапнуть.

- Это вы про Джека? - удивился толстяк. - Ну что вы! Мой Джек и ребенка не тронет. Он смирный, как голубь. Хотите погладить его?

Мама махнула рукой:

- Ну вот, только и дела у меня, что собак гладить. Дома обед стынет, в комнатах не прибрано, а тут еще ребят дозваться никак не могу... И куда пропали - не понимаю. Ка-а-арик! Ва-а-аля! - снова закричала она.

- А вы приласкайте Джека, попросите его хорошенько. Скажите ему: "Ну-ка, Джек, разыщи поскорее Карика и Валю". Он их мигом найдет.

Шмидт наклонился к собаке, потрепал ее по шее.

- Найдешь, Джек?

Джек тихонько взвизгнул и, неожиданно подпрыгнув, лизнул фотографа в губы. Толстяк отшатнулся, брезгливо сплюнул и вытер губы рукавом.

Мама засмеялась.

- Напрасно смеетесь, - сказал Шмидт. Кажется, он очень обиделся. – Мой Джек великолепная ищейка. Дайте ему понюхать какую-нибудь вещь Карика или Вали, и он найдет их, где бы они ни были. Это же премированная ищейка. Он идет по следам человека, как паровоз по рельсам. Дайте ему что-нибудь: игрушку ребят, рубашку, тюбетейку - и вы сами увидите, какой он замечательный следопыт.

Мама нерешительно пожала плечами, однако, подумав, наклонилась, подняла с земли зеленый совочек Вали и тюбетейку Карика.

- Ну что ж, - сказала она, - пусть понюхает. Это - вещи моих ребят.

- Прекрасно! - потер руки Шмидт. - Замечательно! Очень хорошо!

Он сунул под нос Джека совочек и тюбетейку.

- Ну-ка, Джек, - скомандовал Шмидт, - покажи, как ты умеешь работать. Ищи, Джек! Ищи, собачка!

Джек взвизгнул, пригнул голову к самой земле и, вытянув хвост, побежал по двору широкими кругами. За ним бодро мчался фотограф. Добежав до поленницы дров, Джек остановился и вдруг, подпрыгнув, встал на задние лапы, а передние положил на поленницу. Нос Джека очутился перед
мордой кота Анюты. "Р-р-ра-аз-зо-ор-р-р-ву!" - зарычал Джек. Кот вскочил, изогнулся в дугу и, сверкнув зелеными глазами, зашипел, как змея: "Меня? Ш-ш-ш-али-ш-ш-шь!" Джек попытался схватить его за хвост. Кот ощерился и закатил Джеку такую оплеуху, что бедный пес завизжал от боли и от досады, но тотчас же оправился и с громким лаем снова кинулся на Анюту. Кот зашипел еще громче, поднял лапу и закричал на своем кошачьем языке: "Пош-ш-ш-шел вон!
Заш-ш-ш-ш-шибу!"

- Ну-ну, довольно, Джек, - сказал сердито фотограф. - Не отвлекаться! - И он так сильно натянул поводок, что собака присела на задние лапы. – А теперь ищи!

Сердито тявкнув на кота, Джек побежал дальше. Он обежал весь двор, остановился у водосточной трубы и, шумно втягивая ноздрями воздух, посмотрел на хозяина.

- Понятно! Все понятно, Джек! - кивнул головою фотограф. - Ты хочешь сказать, что они сидели тут и, наверно, играли с Анютой? Прекрасно! Но куда же они пошли отсюда? Ну? Ищи, ищи, собачка!

Джек заюлил, завертелся волчком, поскреб лапами землю под трубой, потом с громким лаем помчался к парадному подъезду.

- Ага, ага, вы видите? - крикнул Шмидт. - Он уже напал на след.

Шаркая сандалиями, фотограф вприпрыжку побежал за собакой.

- Если найдете ребят, пошлите их домой! - крикнула мама и направилась через двор к воротам.
"Наверное, они в соседнем дворе", - подумала она и, уже не обращая внимания на Джека и его хозяина, вышла за ворота дома.

Натягивая с силой цепочку, Джек тащил толстяка по лестнице вверх.

- Тише, тише! - пыхтел толстяк, еле поспевая за собакой.

На площадке пятого этажа Джек на секунду остановился, взглянул на хозяина, потом, отрывисто тявкая, бросился к дверям, обитым клеенкой и войлоком. На дверях висела белая эмалированная дощечка с надписью:

ПРОФЕССОР ИВАН ГЕРМОГЕНОВИЧ ЕНОТОВ

Пониже была приколота записка:

Звонок не действует. Прошу стучать.

Джек с визгом подпрыгивал, царапал когтями клеенчатую обивку двери.

- Тубо, Джек! Тут просят стучать, а не визжать.

Фотограф Шмидт пригладил ладонью прическу, обстоятельно вытер платком потное лицо, потом согнутым пальцем осторожно постучал в дверь. За дверью послышались шаркающие шаги. Щелкнул замок. Дверь приотворилась. В щели показалось лицо с мохнатыми седыми бровями и желто-белой бородой.

- Вы ко мне?

- Простите, профессор, - смущенно сказал фотограф, - я только хотел спросить вас...

Но не успел толстяк договорить, как Джек вырвал из его рук поводок и, чуть не сбив профессора с ног, бросился в квартиру.

- Назад! Джек! Тубо! - закричал Шмидт. А Джек уже громыхал цепью где-то в конце коридора.

- Извините, профессор, Джек так молод... Разрешите войти. Я сейчас же уведу его обратно.

- Да, да... Конечно, - рассеянно сказал профессор, пропуская в квартиру Шмидта, - войдите, пожалуйста! Надеюсь, ваша собака не кусается?

- Очень редко! - успокоил профессора Шмидт. Фотограф переступил порог.

Закрыв за собой дверь, он сказал негромко:
- Тысяча извинений! Я на одну минутку... У вас, товарищ профессор, должны быть ребята... Карик и Валя! Из второго этажа...

- Позвольте, позвольте... Карик и Валя? Ну да! Конечно. Прекрасно знаю. Очень славные ребята. Вежливые, любознательные...

- Они у вас?

- Нет! Сегодня их не было у меня.

- Странно! - пробормотал толстяк. - Джек так уверенно шел по следу...

- А может быть, это вчерашний след? - вежливо спросил профессор.

Но Шмидт не успел ответить. В дальней комнате звонко залаял Джек и тотчас же что-то загремело, задребезжало, зазвенело, как будто на пол упал шкаф или стол с посудой. Профессор вздрогнул.

- Да ведь он перебьет все! - закричал он плачущим голосом и, схватив Шмидта за рукав, потащил за собой по темному коридору.

- Сюда! Сюда! - бормотал он, толкая дверь.

Как только профессор и фотограф переступили порог комнаты, Джек кинулся хозяину на грудь, взвизгнул и с лаем бросился назад. Он носился по комнате, волоча за собою цепочку, обнюхивал книжные шкафы, вскакивал на кожаные кресла, вертелся под столом, бестолково бросался
из стороны в сторону. На столе звенели, подпрыгивая, колбы и реторты, качались высокие прозрачные стаканы, дрожали тонкие стеклянные трубочки. От сильного толчка качнулся, сверкнув на солнце, микроскоп. Профессор еле успел подхватить его. Но, спасая микроскоп, зацепил рукавом сияющие никелем чашечки каких-то сложных весов. Чашечки упали, подпрыгнули и со звоном покатились по желтому паркетному
полу.

- Что же ты, Джек, - угрюмо сказал фотограф, - оскандалился? Лаешь, а зря. Ну? Где же ребята?..

Джек наклонил голову набок. Насторожив уши, он внимательно смотрел на хозяина, стараясь понять, за что же его ругают.

- Стыдно, Джек, - неодобрительно покачал головой фотограф, - а еще ищейка! С дипломом! За кошками тебе гоняться, а не по следу идти! Ну, пошли домой! Извините великодушно, товарищ профессор, за беспокойство!

Фотограф неловко поклонился и шагнул было к двери. Но тут Джек словно взбесился. Он схватил своего хозяина зубами за брюки и, упираясь лапами в скользкий паркетный пол, потащил к столу.

- Да что с тобой? - удивился толстяк.

Повизгивая, Джек снова принялся бегать вокруг стола, а потом прыгнул на диванчик, который стоял перед открытым окном. Положив лапы на подоконник, он коротко, отрывисто залаял.
Шмидт рассердился.

- Тубо! К ноге! - закричал он, хватая собаку за ошейник, но Джек упрямо мотнул головой и снова бросился к дивану.

- Ничего не понимаю! - развел руками фотограф.

- Наверное, мышь за диваном! - попробовал догадаться профессор. – А может, корка хлеба завалилась или кость? Я ведь часто и обедаю тут. – Он подошел к дивану, отодвинул его от стены.
Что-то зашуршало и мягко шлепнулось на пол.

- Корка! - сказал профессор.

Джек рванулся вперед. Он протиснулся между стеной и отодвинутым диваном, завертел хвостом и, кажется, схватил что-то зубами.

- А ну, что там у тебя? Покажи! - крикнул фотограф.

Джек попятился, мотнул головой, круто повернулся к хозяину и положил к его ногам детскую стоптанную сандалию.

Фотограф растерянно повертел находку в руках.

- Кажется, детская обувь, так сказать...

- Гм... Странно, - сказал профессор, разглядывая сандалию, - очень странно!

Пока они вертели в руках находку, Джек вытащил из-за дивана еще три сандалии: одну такую же и две поменьше. Ничего не понимая, профессор и толстяк смотрели то друг на друга, то на сандалии. Шмидт постучал согнутым пальцем по твердой подошве одной сандалии и неизвестно для чего сказал:

- Крепкие! Хорошие сандалии!

А Джек между тем вытащил из-за дивана синие трусики, потом еще трусики и, прижав их лапой к полу, негромко тявкнул.

- Это еще что такое? - совсем уже растерялся профессор.

Он нагнулся и протянул к трусикам руку, но Джек, оскалив зубы, так зарычал, что профессор поспешно отдернул руку.

- Какой у него, однако, неприятный характер! - смущенно сказал профессор.

- Да, он у меня не очень вежливый! - согласился фотограф.

Он взял трусики, встряхнул их и, аккуратно сложив, передал профессору.

- Прошу!

Профессор покосился на Джека.

- Нет, нет, не надо, - сказал он, - я и так все вижу... Ну да... ну да... Вот и метки!.. "В" и "К" - Валя и Карик! - И потрогал пальцем белые буквы, вышитые на поясах трусиков. Толстяк вытер ладонью потное лицо.

- Ванна в квартире есть? - деловито спросил он.

- Нет, - сказал профессор, - ванны нет! Но если вам нужно вымыть руки, то...

- Да нет, - запыхтел толстяк, - вымыться я и дома могу. Я думал, что они разделись и купаются в ванне. Понятно?

- Да, конечно, - кивнул головой профессор. - Впрочем, не совсем понятно.

- Видите ли, - важно сказал фотограф, - если ребята сбросили трусики, - значит, они решили искупаться. Что еще они могут делать без трусов и без сандалий? Ничего не понимаю! - развел руками Шмидт.

Он широко расставил ноги, заложил руки за спину и, опустив голову, долго смотрел на желтые квадратики паркета, потом выпрямился и сказал уверенно:

- Ничего! Мы их найдем! Они здесь, профессор! Они просто прячутся! Будьте уверены! Мой Джек никогда не ошибается.

Профессор и фотограф обошли все комнаты, заглянули на кухню и даже осмотрели чулан.
Джек уныло плелся за ними. В столовой толстяк открыл дверцы буфета, сунул голову под стол, а в
спальне пошарил руками под кроватью. Но ребят в квартире не было.

- Куда же они спрятались? - бормотал фотограф.

- А, по-моему, - сказал профессор, - они не приходили сегодня.

- Вы думаете? - задумчиво переспросил Шмидт. - Думаете, что их не было? А ты как думаешь, Джек? Здесь они или нет?

Джек тявкнул.

- Здесь?

Джек тявкнул еще раз.

- Ну так ищи! Ищи, собачка!

Джек сразу повеселел. Он бросился назад и снова привел профессора и Шмидта в кабинет. Тут он опять прыгнул на подоконник и стал громко лаять и визжать, как бы уверяя своего хозяина, что ребята ушли из квартиры через окно.

Шмидт рассердился:

- Да что с тобой сегодня, Джек? Уж не думаешь ли ты, что ребята прыгнули во двор с пятого этажа? Не хочешь ли ты сказать, что они улетели, как мухи или стрекозы?

Профессор быстро повернулся к фотографу, схватил его за руку.

- Что такое? Какие мухи? Нет, вы понимаете, что вы говорите?

Фотограф развел руками и смущенно улыбнулся:

- Да вот мой Джек так думает!

Профессор схватился руками за голову.

- Какой ужас! - прошептал он, бледнея, Фотограф взглянул на профессора и пробормотал: - Что с вами? Вам нехорошо? Выпейте воды!

Он шагнул было к столу, на котором стояли графин с водой и стакан, но профессор вдруг закричал так, будто наступил босыми ногами на раскаленное железо.

- Стоп! Стоп! Ни с места!

Испуганный фотограф застыл с поднятой ногой, не смея шевельнуться, и даже перестал дышать.
Профессор стремительно протянул руку к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, торопливо поднес его к глазам и посмотрел на свет. Потом быстро выхватил из кармана большую лупу с черной костяной ручкой.

- Не двигайтесь! - крикнул он Шмидту. - Пожалуйста, не двигайтесь! И собаку держите покрепче! А лучше возьмите ее на руки! Прошу вас!

Перепуганный толстяк растерянно поглядел на профессора и, не спрашивая его больше ни о чем, сгреб собаку в охапку, крепко прижав ее к животу. "Кажется, старик с ума спятил!" - подумал он.

- Так и стойте! - крикнул профессор. Держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, он принялся внимательно осматривать квадратики пола один за другим.

- И мне долго придется стоять, профессор? - робко спросил фотограф, с тревогой следя за странными движениями профессора.

- Ставьте ногу сюда! - крикнул профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.

Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился на руках и тихонько взвизгнул.

- Молчи! - прошептал Шмидт, со страхом следя за профессором.

- Теперь - вторую ногу! Ставьте ее сюда!

Толстяк безропотно повиновался. Так, шаг за шагом, профессор довел онемевшего от удивления
фотографа до дверей.

- А теперь, - сказал профессор, широко распахнув двери, - а теперь уходите, пожалуйста!

Дверь захлопнулась перед носом Шмидта. Со звоном щелкнул французский замок. Толстяк выпустил из рук Джека и, теряя сандалии, кинулся вниз по лестнице тяжело дыша, поминутно оглядываясь. Джек с громким лаем мчался за ним. Так они добежали до отделения милиции.

А к вечеру во двор въехала машина с красными полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника, потом поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов. Но профессора дома не оказалось. На дверях его квартиры висела приколотая блестящими кнопками записка:

НЕ ИЩИТЕ МЕНЯ. ЭТО БЕСПОЛЕЗНО. ПРОФЕССОР И. Г. ЕНОТОВ

ГЛАВА ВТОРАЯ

Чудесная жидкость. Загадочное поведение трусиков и сандалий. Необыкновенное превращение в самой обыкновенной комнате. Приключение на подоконнике. Карик и Валя отправляются в удивительное путешествие.

А дело было так. Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова. В такие часы он любил беседовать с Иваном Гермогеновичем. Весь кабинет погружен в полумрак; из темных углов поднимаются к потолку длинные черные тени; кажется, - там притаился кто-то и глядит на светлое пятно над большим столом. Голубые огоньки спиртовок тянутся, вздрагивая и раскачиваясь, к закопченным донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькает и клокочет. Сквозь фильтры медленно просачиваются и звонко падают в бутыль
прозрачные капли. Карик залез с ногами в большое кожаное кресло. Прижав подбородок к столу, он внимательно следил за ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться. Когда профессор работает, он насвистывает разные песенки, а иногда рассказывает Карику забавные истории о своем детстве, о дальних странах, где пришлось ему побывать, о разных удивительных зверях, которых он видел в Америке, Африке и Австралии. Вот и сейчас, засучив рукава халата, насвистывая, Иван Гермогенович работал, склонившись над столом, переливая синие, красные, черные жидкости из одного стаканчика в другой, помешивая их стеклянной палочкой и то и дело взбалтывая. Карик следил за каждым движением профессора, словно перед ним был фокусник или волшебник. Иван Гермогенович схватил большую стеклянную колбу с густой маслянистой жидкостью, разлил ее по узким длинным стаканам, понюхал и вдруг засмеялся:

- А ведь, кажется, получается! Попробуем проверить раствор, подбросим в него вот эти белые кристаллики.

Он подцепил роговой ложечкой из черной банки белые крупинки и принялся бросать их по одной в приготовленные стаканчики. И вдруг жидкость закипела, в ней появились белые хлопья, которые начали медленно опускаться на дно, и тотчас же она превратилась в темно-фиолетовую, а белые хлопья стали золотистыми.

- Победа! - закричал Иван Гермогенович. - Ура! Это величайшая победа! Наш труд увенчался успехом! Теперь нам остается только угостить подопытного кролика нашей волшебной жидкостью, и тогда...

- И что тогда будет? - спросил Карик.

- О, тогда ты увидишь такое, чего никто еще в мире не видел.

Он щелкнул пальцами и громко запел:

О жидкость - чудо и краса!
Творить мы будем чудеса!

Карик невольно поморщился: пел профессор хотя и очень громко, но у него не было слуха, и все песни поэтому он распевал на один мотив, похожий на завывание ветра в трубе.

- А если кролик не станет пить? - спросил Карик.

- Как это не станет? Заставим выпить... Но это уже завтра... А сейчас... - Иван Гермогенович взглянул на часы и засуетился: - Ай-яй-яй, Карик! Как мы засиделись!.. Одиннадцать часов... Да... Одиннадцать часов и две минуты.
Карик понял, что ему пора идти домой. Вздохнув, он нехотя слез с кресла и спросил:

- А завтра вы не начнете без меня?

- Ни в коем случае, - мотнул головой профессор. - Ведь я же обещал тебе.

- А Валю можно привести?

- Валю? - профессор подумал. - Ну что ж... Приходи с Валей.

- А вдруг ничего не получится?

- Все получится, - уверенно сказал профессор, гася спиртовки.

- И кролик превратится в блоху?

- Ну нет, - засмеялся профессор, - кролик так и останется кроликом.

- А люди могут уменьшаться?

- А почему же нет?

- Ну как же, - нерешительно сказал Карик, - человек все-таки царь природы и... вдруг...

- И вдруг?..

- И вдруг... Он будет меньше мухи... Это же...

- Что?

- Это же неприлично!

- Почему?

- Не знаю! Бабушка говорит, - неприлично. Мы с Валей читали недавно книжку про Гулливера и лилипутов, а бабушка взяла да и порвала ее. Она говорит, неприлично изображать людей крошечными. Бабушка рассердилась даже. Она сказала: человек больше всех животных, а потому все и подчиняются ему.

- А почему же прилично человеку быть меньше слона?

- Так то же слон!

- Глупости, мой мальчик, человек велик не ростом, а своим умом. И умный человек никогда не подумает даже, прилично или неприлично выпить уменьшительную жидкость и отправиться в странный мир насекомых, чтобы открыть многое такое, что очень нужно и полезно человеку. Да и, кроме того... А впрочем, пора, мой друг, и по домам.

- А скажите, Иван Гермогенович...

- Нет, нет. Больше я ничего не скажу. Довольно. Отложим разговор до завтра! Иди, дружок, домой. И я устал, да и тебе пора уже спать.

Всю ночь Карик ворочался с боку на бок. Во сне он видел розового слона, да такого крошечного, что его можно было посадить в наперсток. Слон ел компот, бегал по столу вокруг тарелок и так шалил, что рассыпал всю соль, а сам чуть не утонул в горчице. Карик достал его из горчичницы и принялся обмывать в блюдечке, но слон вырывался и толкал Карика хоботом в плечо. Потом он прыгнул ему на голову и сказал голосом какой-то знакомой девочки:

- Карик, что с тобой? Что ты кричишь?

Карик открыл глаза. У кровати стояла, завернувшись в одеяло, Валя.

- Ага! Ты уже проснулась, - сказал Карик. - Очень хорошо. Одевайся быстрее.

- Зачем?

- Надо идти. Пойдем к Ивану Гермогеновичу. У-ух, что там будет сегодня... Такие чудеса! Такие чудеса!

- А что?

- Одевайся быстрее!

- Я надену трусики и сандалии! - сказала Валя, торопливо заправляя кровать.

- Надевай что хочешь, только побыстрее!

Разыскивая сандалии, Карик рассказывал шепотом:

- Ты понимаешь, как он здорово придумал!..

- Придумал?

- Ну да! Иван Гермогенович придумал... Такую жидкость придумал... Понимаешь?

- Вкусную? Да? - спросила Валя, застегивая ремешки сандалий.

- Очень вкусную... Хотя неизвестно еще... Для кроликов жидкость!.. Сегодня он даст им попить этой жидкости, а как они выпьют - тогда... Уй-юй-юй!

- Ой, как интересно! - всплеснула руками Валя.

- И знаешь, что с ними будет? С кроликами?

Валины глаза широко открылись.

- Ну и что же с ними будет? - спросила она почему-то шепотом.

- С ними? - Карик подумал немного и сказал честно: - Пока еще неизвестно, будет что-нибудь с ними или не будет, но... Мы сейчас увидим... Это же пока только опыты. Пошли быстрее!

Карик, а за ним Валя закрыли за собою дверь и тихонько прошмыгнули через мамину комнату.
Мама крикнула что-то вслед, но Карик схватил Валю за руку и, погрозив ей пальцем, быстро потащил за собой.

- Молчи, - зашептал Карик, - а то начнется сейчас: зубы чисти, умывайся, одевайся, завтракай, ногами за столом не болтай... Обязательно опоздаем!

Перебежав двор, они юркнули на парадную лестницу, взбежали, не останавливаясь, на пятый этаж. Карик первым схватил ручку двери, на которой висела записка со словами:

ЗВОНОК НЕ ДЕЙСТВУЕТ. ПРОШУ СТУЧАТЬ.

Карик постучал, но никто не отозвался. Тогда он потянул на себя ручку двери, и она вдруг открылась. Ребята вошли в полутемную переднюю. Здесь было прохладно. В углу поблескивало большое зеркало. Сверху с большого шкафа смотрели на ребят бронзовые и мраморные головы. На вешалке висели шуба профессора, пальто и темный плащ, похожий на шахматную доску.
В квартире было тихо. Где-то очень далеко, наверное на кухне, капала из крана вода. В столовой размеренно постукивали часы.

- Наверное, Иван Гермогенович у себя в кабинете! - сказал Карик. – Идем быстрее!

Но и в кабинете профессора не было. Ребята решили подождать его. Окна профессорского кабинета были раскрыты настежь. Яркое летнее солнце щедро освещало большой белый стол. Он весь был заставлен пузатыми банками, колбами и ретортами. Между банками стояли в стаканах пучки очень длинных стеклянных трубочек. Ослепительно сверкали на солнце никелированные чашечки, матово светились фарфоровые ступки, весело сияли медные части микроскопа. Резвые солнечные зайчики стремительно проносились по потолку, скользили по стенам, прыгали по колбам и ретортам. Громоздкие и важные стояли вдоль стен стеклянные шкафы с толстыми и
тонкими книгами. Названия книг прочитать еще можно было, но для того чтобы понять прочитанное, нужно, наверное, очень и очень долго учиться. Золотыми буквами на корешках книг написаны такие названия: "Экология животных", "Гидробиология", "Хирономиды", "Аскариды". Эти книги, пожалуй, лучше всего было не трогать. Ребята молча обошли кабинет, покрутили немножко винтики микроскопа, посидели по очереди в кожаном кресле, на спинке которого лежал, раскинув пустые рукава, белый халат профессора, а потом стали рассматривать банки,
колбы и реторты.

- А в какой банке вкусная жидкость? - спросила Валя. - Ты сказал, что Иван Гермогенович придумал вкусную жидкость.

- Ой, Валька, - строго сказал Карик, - ты лучше отойди от стола и ничего не трогай!

- Я не трогаю! - вздохнула Валя и придвинулась совсем близко к высокому узкому стакану, который был наполнен доверху золотистой жидкостью. Со дна стакана поднимались маленькие светящиеся пузырьки и беззвучно лопались на поверхности. Жидкость, похожая на газированную воду, наверное, была такая же прохладная. Валя осторожно взяла высокий стакан. Он был холодный, как лед. Она поднесла стакан к лицу и понюхала. Вода пахла персиками и еще чем-то незнакомым, но очень, очень вкусным.

- Ой, как хорошо пахнет! - закричала Валя.

- Поставь на место! - сказал сердито Карик. - Ничего не трогай. Может быть, это отрава. Отойди от стола. Слышишь?

Валя поставила стакан на место, но от стола не отошла: жидкость так хорошо пахла, что хотелось понюхать ее еще раз.

- Валька, отойди! - сказал Карик. - А то я маме скажу. Честное пионерское!

Валя обошла вокруг стола, посидела в кресле, но скоро вернулась обратно и нечаянно очутилась опять перед стаканом.

- А знаешь, Карик, это же газированная вода! - сказала она, и вдруг ей так захотелось пить, будто весь день она ела копченые селедки.

- Не трогай! - крикнул Карик.

- А если мне хочется пить? - спросила Валя.

- Иди домой и пей чай.

Валя ничего не ответила. Она подошла к окну, посмотрела вниз, а когда Карик отвернулся, быстро подскочила к столу и, схватив стакан, отхлебнула немножко.

- Вот вкусно-то! - прошептала Валя.

- Валька, ты с ума сошла! - закричал Карик.

- Ой, Карик, как вкусно! Попробуй! - И она протянула стакан брату. - Холодная и очень вкусная... Никогда такой не пила.

- А вдруг это отрава? - сказал Карик, недоверчиво посматривая на жидкость.

- Отрава бывает горькая, - засмеялась Валя, - а это очень вкусное.

Карик переступил с ноги на ногу.

- Наверное, дрянь какая-нибудь! - сказал он, нерешительно протягивая руку к стакану.

- Совсем не дрянь. Попробуй. Пахнет персиками, а на вкус как ситро. Только еще вкуснее.

Карик оглянулся по сторонам. Если бы в эту минуту вошел профессор, у него с Кариком, пожалуй, произошел бы очень неприятный разговор. Но в кабинете была только Валя, поэтому Карик торопливо отпил несколько глотков и поставил стакан на прежнее место.

- А ведь правда вкусно! - сказал он. - Только больше не пей, а то Иван Гермогенович заметит. Давай лучше посидим на окне. Наверное, скоро придет Иван Гермогенович и мы начнем делать опыты.

- Хорошо, - вздохнула Валя и посмотрела с сожалением на стакан с такой вкусной жидкостью.

Ребята забрались на диван, который стоял около стола, а с дивана перебрались на подоконник. Свесив головы вниз, они лежали, болтая ногами и рассматривая сверху далекий двор. Внизу бродил кот Анюта. Он был такой маленький, как будто игрушечный.

- У-ух, как высоко! - сказала Валя и плюнула вниз. - Ты бы прыгнул?

- Прыгнул, - ответил Карик, - с парашютом прыгнул бы.

- А без парашюта?

- Без парашюта? Нет, без парашюта с такой высоты не прыгают.

Мимо окон проносились ласточки, хватая на лету мошек. Сизые голуби садились на балконы и подоконники.

- Стрекоза! - закричала вдруг Валя. - Смотри, смотри!

Прямо на ребят мчалась, может быть, спасаясь от ласточек, голубая стрекоза. Увидев ребят, она застыла неподвижно в воздухе, потом ринулась в сторону и с такой силой ударилась в стекло открытого окна, что упала на подоконник замертво.

- Моя! - крикнул Карик.

- Нет, моя! - закричала Валя. - Я первая увидела ее.

Стрекоза лежала на подоконнике между Кариком и Валей, беспомощно перебирая крошечными лапками. Карик протянул руку к стрекозе, и вдруг ему показалось, что он теряет трусики; он торопливо нагнулся, но не успел их подхватить – трусики скользнули вниз, а вслед за ними упали с ног и сандалии. Карик хотел спрыгнуть с подоконника на диван, стоявший у окна, но диван вдруг быстро помчался вниз, точно лифт с верхнего этажа. Ничего не понимая, он растерянно посмотрел по сторонам и тут увидел, что вся комната как-то странно растягивается и вверх и вниз.

- Что это? - испуганно закричал Карик.

Стены, пол и потолок раздвигались, как мехи огромной гармошки. Люстра мчалась вместе с потолком вверх. Пол стремительно уходил вниз. Прошло не более минуты, а комнату уже нельзя было узнать. Высоко над головой покачивался гигантский стеклянный стратостат, обвешанный сверкающими на солнце прозрачными сосульками. Это была люстра. Глубоко внизу раскинулось необозримое желтое поле, расчерченное ровными квадратами. На квадратах валялись четырехугольные бревна с обожженными концами. Рядом с ними лежала длинная белая труба, на которой огромными буквами было написано: "БЕЛОМОРКАНАЛ". Один конец ее был опален и покрыт густой шапкой серого пепла. В стороне, точно кожаные горы, стояли черные кресла, а белый халат профессора покрывал их, как вечный снег покрывает горные вершины. Там, где стояли книжные шкафы, теперь поднимались небоскребы из стекла и коричневых балок. Сквозь стекла можно было видеть большие, как пятиэтажные дома, книги.

- Карик, что это? - спокойно спросила Валя, рассматривая с любопытством чудесное превращение комнаты. Тут только Карик заметил Валю. Она стояла возле него без сандалий и без
трусиков.

- Смотри, Карик, смешно как! - засмеялась она. - Это опыты начались? Да?

Но не успел Карик ответить, как рядом что-то зашумело, застучало. Густые тучи пыли поднялись над подоконником. Валя вцепилась Карику в плечо. В ту же минуту дунул ветер. Пыль взлетела вверх и медленно рассеялась.

- Ай! - крикнула Валя.

На том месте, где только что лежала крошечная стрекоза, шевелилось толстое, длинное, как бревно, коленчатое тело с огромным крюком на конце. Покрытое бирюзово-голубыми пятнами, коричневое тело судорожно сжималось. Суставы двигались, то наползая друг на друга, то выгибаясь в сторону. Четыре огромных прозрачных крыла, покрытых густой паутиной сверкающих жилок, дрожали в воздухе. Чудовищная голова билась о подоконник.

- Кари-ик! - прошептала Валя. - Кто это?

- Ш-ш-ш!

Осторожно ступая, Карик пошел по подоконнику, который теперь был похож на деревянную автостраду, но, сделав несколько шагов, испуганно остановился. Он стоял на краю пропасти. Ему показалось, что он смотрит вниз с высоты Исаакиевского собора. И тогда Карик понял, что случилось. Он повернулся к Вале, взял ее за руку и, заикаясь от ужаса, сказал:

- Это... Это, наверное, была вода для кроликов... Понимаешь?.. Опыт профессора удался... Только уменьшились не кролики, а мы с тобой.

Валя ничего не поняла.

- А это что такое? - спросила она, указывая на чудовище, которое неподвижно лежало на подоконнике.

- Это?.. Стрекоза!

- Такая громадная?

- Совсем не громадная, - уныло сказал Карик, - она такая же, как была. Зато мы с тобой стали крошечными... Вроде блохи...

- Вот интересно-то! - обрадовалась Валя.

- Дура! - рассердился Карик. - Ничего интересного нет... Посадят нас теперь в банку и станут рассматривать через микроскоп.

- А по-моему, - уверенно сказала Валя, - рассматривать не будут. Иван Гермогенович придет и сделает нас опять большими.

- Да-а, большими! Он даже не заметит нас!

- А мы закричим!

- Не услышит!

- Не услышит? Почему? Разве он глухой?

- Он-то не глухой, а голоса теперь у нас, наверное, как у комаров.

- Ну да? - недоверчиво улыбнулась Валя и что было силы крикнула: -Эге-ей! Мы зде-е-есь!

Она взглянула на Карика и спросила:

- Ну что? Плохо слышно?

- Для нас - хорошо, а для Ивана Гермогеновича - плохо.

- А что же теперь будет с нами?

- Ничего особенного. Смахнут тряпкой с подоконника, растопчут ногами - вот и все...

- Кто смахнет?

- Да сам же Иван Гермогенович.

- Смахнет тряпкой?
- Ну да! Станет пыль вытирать и смахнет! С пылью!

- А мы... А мы... А мы... Слушай, Карик, я уже придумала... Знаешь что, мы сядем на стрекозу. Иван Гермогенович увидит дохлую стрекозу и обязательно положит ее к себе на стол, а мы тогда заберемся под микроскоп, и он увидит нас... Ну конечно, увидит! И сделает опять большими... Залезай скорее на стрекозу.

Валя схватила Карика за руку.

- Садись!

Помогая друг другу, ребята проворно вскарабкались на стрекозу, но лишь только они уселись, как стрекоза зашевелилась, застучала громыхающими крыльями, тяжело заворочалась и запыхтела, как машина. Ребята почувствовали, как под ними начало выгибаться сильное мускулистое тело.

- Ой, она живая. Слезай скорей! - взвизгнула Валя.

- Ничего, ничего. Держись крепче. Ребята крепко обхватили руками и ногами туловище стрекозы, но она изгибалась всем телом, пытаясь освободиться от неприятной ноши. Карик и Валя качались, подскакивая, точно на пружинах.

- Сбросит! Ой, сбросит! - визжала Валя.

- Подожди! - крикнул Карик. - Я ей... Вот, стой-ка!
Он дополз до головы стрекозы, перегнулся и изо всей силы ударил ее несколько раз кулаком по глазам. Стрекоза вздрогнула, изогнулась и замерла.

- Кажется, опять сдохла, - сказала Валя.

- Посмотрим.

Карик слез со стрекозы, обошел ее вокруг, потом схватил двумя руками прозрачное, как слюда, крыло и попробовал приподнять ее. Стрекоза не шевелилась.

- Сдохла, - уверенно сказал Карик, вскарабкиваясь на стрекозу.

Некоторое время ребята сидели молча, посматривая то и дело на дверь, но скоро им стало скучно, и они принялись рассматривать стрекозу. Карик забрался на крыло и попробовал оторвать его от туловища. Но крыло держалось очень крепко. Тогда Карик прыгнул на голову стрекозы и постучал пятками по ее глазам.

- У-ух, глазища-то какие! Видишь?

- Ага.

Робко протянув руку, Валя осторожно дотронулась до холодных, точно вылитых из хрусталя, глаз.

- Страшные!

У стрекозы в самом деле были удивительные глаза - огромные, выпуклые, вроде стеклянных фонарей. Покрытые тысячами ровных граней, они светились изнутри голубовато-зелеными огнями. И эти странные глаза глядели сразу и на Карика, и на Валю, и на двор, и на небо, и на потолок комнаты, и на пол. Казалось, в каждом глазу светились тысячи отдельных зеленоватых глаз и все они смотрели внимательно и зорко. А перед этими огромными глазами, на самом
краю головы, сидели еще три маленьких коричневых глаза, и они тоже очень зорко следили за ребятами.

- Знаешь, - сказала Валя, - все-таки она живая, она смотрит, Карик, видишь?

- Ну и что же?

- Надо убить ее еще раз. Вдруг она оживет?.. Ты знаешь, чем питаются стрекозы?

- Кажется, травой или соком цветов, - неопределенно сказал Карик. - Хорошо не помню. А что?

- Боюсь, как бы она не съела нас, если оживет. Кто знает, что она привыкла есть? Давай лучше убьем ее еще один раз.

Валя спустила было ноги на пол, пытаясь слезть со стрекозы, но в это время в квартире как будто грохнул взрыв. Потом раздался мерный, тяжелый топот.

- Что это? - замерла Валя.

- Это... Ур-ра! Это Иван Гермогенович идет! - радостно закричал Карик.

Валя поспешила занять прежнее место. Дверь хлопнула. В окно ударила волна воздуха. В кабинет вошел человек-гора с бородой, похожей на стог белого хлопка.
Тут Карик и Валя закричали что было силы:

- Иван Гермогенович!

Человек-гора открыл широко глаза. Ладонь величиной с обеденный стол взлетела вверх и остановилась у скрученного раковиной уха, из которого торчали в стороны седые пучки волос, толстые, как рисовальные карандаши. Он посмотрел по сторонам, прислушался, пожал недоумевающе плечами.

- Иван Гермогенович! Ива-ан Ге-ермо-о-ге-ено-вич! - крикнули вместе Карик и Валя.

Человек-гора шумно вздохнул. В комнате все загудело. Ребята чуть было не слетели вместе со стрекозой вниз, на каменный двор.

- К на-ам! Сюда-а!

Человек-гора шагнул к столу.

- Ур-ра! - закричал Карик. - Он слышит!

- Мы здесь! Зде-есь! - надрывалась Валя.

Человек-гора остановился.

- К на-ам! Сюда! Мы здесь! - кричали ребята.

Человек-гора подошел к окну. Но вдруг стрекоза шевельнулась, затрещала слюдяными крыльями, подняла на подоконнике густое облако пыли и вместе с Кариком и Валей провалилась вниз, в синий воздушный океан.

- Держись! - закричала Валя, хватая Карика за шею.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Встреча в воздушном океане. Прожорливый самолет. Невольные парашютисты. Приключения Карика и Вали в большой луже. Подводная тюрьма. В лапах восьмиглазого чудовища.

Стрекоза летела, шумя прозрачными жесткими крыльями. Они гремели, словно листовое железо.
Упругий ветер мчался навстречу, рвал волосы, пронзительно свистел в ушах. Он бил в лицо, слепил глаза. Дышать было трудно. Крепко вцепившись в стрекозу, охватив ее руками и ногами, ребята сидели ни живы ни мертвы.

- Карик! - крикнула сквозь вой ветра Валя. - Как мне держаться? Меня тащит... Вниз тащит... Ветром!

- Молчи! Упадем! - закричал Карик и чуть не задохнулся от ветра.

Ветер дул с такой силой, что казалось, он оторвет Валю и Карика от стрекозы и сбросит их вниз. Ребята пригнулись к самой спине стрекозы, но и это не помогало.

- Ложись, Валька! - закричал Карик, вытягиваясь во весь рост.

Валя последовала его примеру.

- Ну что? - крикнул Карик. - Лучше стало?

- Немножко!

И в самом деле, теперь напор ветра был не так уже силен. Теперь можно было открыть глаза и даже оглядеться по сторонам. Не поднимая головы, Валя крикнула:

- А ведь так совсем не страшно!

Сквозь шум ветра Карик услышал только одно слово: "страшно". Он слегка повернулся назад и сказал как можно громче и спокойнее:

- Ничего, держись крепче!

Стрекоза мчалась плавно, то взлетая на воздушные горы, то стремительно скатываясь вниз.

- Ой, Карик, - визжала Валя, - она хочет сбросить нас!

Но Карик не слышал Валиных слов. Он следил внимательно за работой слюдяных стрекозиных крыльев. Два передних крыла стояли в воздухе почти неподвижно. Их движения были еле заметны. Изредка они выгибались то вверх, то вниз, и тотчас же стрекоза или опускалась ниже, или взлетала еще выше. Этими крыльями она, как видно, управляла при полете. И они же
поддерживали ее в воздухе. Но зато два задних крыла мелькали, как пропеллеры. Они гудели и выли, быстро загребая воздух, и, отталкиваясь от него, гнали стрекозу вперед. Но вот задние крылья начали приподниматься вверх и вдруг встали ребром, как паруса. В спину подул ровный ветер. Стрекоза бесшумно, как воздушная яхта, поплыла в воздухе.

- Ой как интересно! - зашептала Валя. - Вот бы такой самолет построить!

Карик искоса взглянул на сестру и недовольно шмыгнул носом. Ее легкомыслие начинало сердить Карика.

- Сиди и молчи! - сказал он, хмуря брови.

Но Валя не могла сидеть молча; да и как можно было молчать. Мимо, точно встречные поезда, проносились, обдавая ребят ветром, огромные крылатые звери. Они пролетали так быстро, что даже нельзя было понять, кто они такие. Птицы? Пчелы? Стрекозы? Валя то и дело кричала:

- Кто это? Кто? Ты видел, Карик?

Они чуть было не столкнулись в воздухе с каким-то гигантским, величиною с танк, жуком. Весь разукрашенный золотыми и фиолетовыми красками, он так ослепительно сверкал на солнце, что на него невозможно было смотреть. Жук летел прямо на стрекозу. Столкновение казалось неизбежным, но вдруг он с такой же быстротой, и даже не поворачиваясь, помчался назад.

- Задний ход! - закричала Валя. - Он может лететь задним ходом. Ты видел?

Внезапно под крыльями что-то зажужжало, завыло. Откуда-то снизу вынырнуло волосатое круглое животное. Поджав под себя мохнатые ноги, оно с гудением мчалось навстречу, бросаясь из стороны в сторону. Зеленоватые крылья животного сияли на солнце, то вспыхивая яркими зелеными и синими огнями, то угасая.

- Кто? - спросила Валя.

- Муха! Только очень большая! Как под микроскопом! - крикнул Карик.

Расстояние между мухой и стрекозой становилось все меньше и меньше. Теперь и Валя узнала муху. Она была такая большая, как на плакатах: "Берегись мух - они распространяют заразу". Но не успела Валя подумать о том, какую же заразу несет муха, как та вильнула в сторону и понеслась куда-то вниз. Стрекоза повернула, точно на стержне, свою огромную голову вправо, влево, вверх, вниз, сверкнула голубовато-зелеными хрусталиками огромных глаз и кинулась вслед за мухой.

- Ай! - закричала Валя, хватая Карика за ногу.

- Держись! - ответил Карик.

Начались крутые повороты, стремительные спуски, подъемы. Преследуя муху, стрекоза то падала вниз камнем, то описывала петли, то скользила боком и, наконец налетев на муху, протянула к ней огромные, покрытые шипами клещи. Муха перевернулась и помчалась на спине, ногами вверх. Ноги ее угрожающе вытягивались, стараясь оттолкнуть прочь стрекозиные клещи. Но это ей не помогло. Стрекоза нагнала ее, и тотчас мохнатые ноги стрекозы сомкнулись вместе, превратившись в корзинку. Этой корзинкой она подхватила муху, как сачком.

- Ж-жжж! - зажужжала, забилась муха.
На землю, медленно кружась, полетели одно за другим крылья, а через минуту из корзинки вывалилась пустая оболочка мухи. Карик и Валя молча переглянулись. Так вот она чем питается, стрекоза!

- А ты говоришь - соком цветов! - шепнула Валя.

Ей стало так страшно, что она закрыла глаза. Уж если стрекоза пожирает мух, которые теперь в несколько раз больше Карика и Вали, то их-то она шутя проглотит. Ребята испуганно прижались друг к другу. А стрекоза носилась в воздухе, вычерпывая своей корзинкой-сачком все новых и новых крылатых летунов, на ходу пожирая их и отбрасывая прочь пустые оболочки.
Далеко впереди плыли, покачиваясь, огромные цветные крылья с ровными полосами по краям, похожими на траурные повязки. Концы крыльев были покрыты темными бархатными пятнами.

- Кто это? - прошептал Карик.

Крылья подпрыгивали в воздухе, словно красивый летун танцевал, то падая вниз, то взлетая вверх. Под крыльями уже можно было видеть извивающееся тело, похожее на полосатый дирижабль. Длинные усы с набалдашниками на концах беспокойно вздрагивали, как бы готовясь сразиться с хищной стрекозой. Крылатый летун был не меньше стрекозы. И если стрекоза попытается напасть на него, тогда, наверное, начнется страшная битва в воздухе.

- Ой, только бы они не подрались! - прошептала Валя.

Во время схватки двух таких чудовищ вряд ли можно будет удержаться на спине стрекозы. Подлетев ближе, Карик и Валя увидели на крыльях огромную чешую, покрытую пушистой цветной пылью. Крылья бестолково кружились в воздухе, трепетали, как паруса на ветру. Но вот радужное животное заметило стрекозу. Оно засуетилось; мягко захлопало крыльями, потом, сложив их, начало стремительно падать вниз. Однако уйти от стрекозы ему не удалось. Стрекоза ринулась за ним, ударила с налету грудью, и когда радужное животное перевернулось в воздухе, она схватила его, свернула ему голову и, оборвав крылья, сожрала в один миг. И снова помчалась, как самолет; могучие крылья ее загудели, и над головой опять запел протяжно ветер.

- Кого это она?

- Бабочку! - крикнул сквозь шум ветра Карик. - Кажется, бабочку!

А скоро стрекоза догнала и проглотила еще одну муху, еще одну бабочку - на этот раз белую с голубыми пятнами, потом комара.

- Ну и обжора! - закричал Карик.

Валя зябко поежилась. По небу ползли облака. Время от времени они заслоняли солнце, и тогда
землю покрывали холодные синие тени. И тут ребята с удивлением заметили, как странно ведет себя стрекоза, когда облака набегают на солнце. Лишь только солнце пряталось, стрекоза становилась какой-то вялой и медленной, как планер, скользила вниз. Но стоило солнцу выглянуть из-за туч, стрекоза оживала. Легкий взмах крыльев - и она стремительно взлетала вверх и снова принималась за охоту.

- Карик! - крикнула Валя. - Ты замечаешь, что с ней делается?

- Да, да! - кивнул головой Карик.

Он замечал еще и кое-что другое. Попадая в поток солнечных лучей, тело стрекозы раздувалось, становилось крепким и гладким. Но как только набегала холодная тень от облаков, оно сжималось, морщилось и начинало пружинить, точно сиденье старого кресла. Казалось, солнце нагревало внутри стрекозы воздух и он распирал ее; но стоило стрекозе попасть в холодную, теневую полосу, ее тело снова сжималось, становилось дряблым, как воздушный шарик, который проткнули иголкой. Так оно и было на самом деле, но этого ребята не знали, а поэтому они не могли понять странного поведения стрекозы. Охота продолжалась. Стрекоза пожирала мух, бабочек и комаров без устали. Если бы ребята решили дать своему живому самолету какое-нибудь имя, то лучше чем "Смерть комарам и мухам", пожалуй, они не могли бы придумать. В погоне за белой бабочкой стрекоза сделала резкий поворот. Валя соскользнула со спины крылатого обжоры и непременно упала бы на землю, если бы не успела ухватиться за ноги Карика. Но и сам Карик тоже еле-еле держался на стрекозе.

- Помоги! - закричала Валя.

- Не... не могу-у! - хрипел Карик.

Валя тянула его вниз, как тяжелая гиря. Напрасно он ухватился руками за гладкие, упругие стрекозиные бока. Руки его одеревенели. Пальцы скользили. С отчаянием погибающего он уперся в крыло стрекозы подбородком, обхватив рукой ее упругое тело. Но забраться обратно было ему не под силу,

- Нет! Не могу больше! - закричал Карик.

Глубоко внизу, точно в бездонной пропасти, плыла под ногами синяя поверхность огромного озера. Зеленые камыши поднимались над водой, теснясь вдоль берегов. Белые чаши водяных лилий стояли, точно впаянные в спокойную синеву озера. Стрекоза сделала резкий разворот. В грудь Карика ударил мощный поток воздуха, руки скользнули последний раз по гладким бокам стрекозы. Он закрыл глаза, и вдруг сердце его екнуло, замерло: под ногами все проваливалось, в ушах засвистел, завыл протяжно ветер. Ребята полетели вниз.

- И-и-и! - завизжала Валя.

- А-а-а! - закричал Карик.

Они летели, кувыркаясь через голову. Несколько раз небо и земля поменялись местами.
Небо.
Земля.
Небо.
Земля.
У-ух! Взметнув фонтаны брызг, ребята врезались в зеркало пруда и камнем пошли ко дну, рассекая воду, плотную, как студень, и прозрачную, как стекло. Ударившись ногами о дно, они пробкой вылетели обратно на поверхность и отчаянно забили по воде руками и ногами. Оглушенные падением, они кружились на одном месте, ничего не понимая, ничего не соображая. Первым пришел в себя Карик.

- Надо плыть к берегу! - крикнул он, выплевывая воду.

- А где берег? - спросила Валя, захлебываясь.
Карик мотнул головой в ту сторону, где вдали виднелась высокая зеленая стена леса.

- Ох, доплывем ли? - захныкала Валя.

- Конечно доплывем! - уверенно сказал Карик. - Только не надо торопиться, а как устанешь, скажи мне. Будем отдыхать на спинке. Ну, плыви за мной!

И они поплыли к берегу, поднимая брызги, фыркая и отдуваясь. Вдруг Валя вскрикнула:

- Смотри! Кто это? Он прямо на нас бежит. Какое-то странное животное скользило по воде на высоких, полусогнутых ногах.

- Кто?

- Не знаю! - шепнул Карик, втягивая голову в плечи.

- Кусается?

- Не знаю!

Животное скользило, как конькобежец по льду, приближаясь к ребятам с каждой минутой.

- А этот... не такой, как стрекоза? - спросила шепотом Валя.

- Не знаю... Но ты приготовься на всякий случай... Если нападет, ныряй как можно глубже.

Широко расставив длинные ноги, животное мчалось но зеркалу воды, ловко перепрыгивая с разбегу через водяные растения. Коньки-поплавки оставляли на воде волнистый, еле заметный след.

- Да это же водомерка! - вскрикнул Карик. - Ну да, конечно. Обыкновенная водомерка. Только гораздо больше.

Водомерка-великан приближалась с невероятной быстротой. Бурое тело, покрытое снизу беловатыми волосками, слегка покачивалось на ходу. Большие шарообразные глаза пристально смотрели на ребят. На крутых поворотах водомерка откидывала назад и в стороны задние ноги, тянула их за собой, слегка поворачивая то вправо, то влево. Видимо, они служили ей рулем. Водомерка мчалась прямо на ребят.

- Ай! - крикнула Валя.

Водомерка, мотнув головой, подняла вверх длинный, как копье, и острый, как игла, хобот. Он был покрыт, словно ржавчиной, бурой засохшей кровью. Конец его дрожал, словно расправленная стальная пружина.

- Она убивает этим! - закричала Валя.

Водомерка придвинулась еще ближе. Приподняв над водой передние ноги, она нацелилась копьем на Валю. Но тут Карик схватил сестру за руку и потянул под воду. Ребята нырнули. Там, где только что плыли Карик и Валя, остались лишь круги на воде и мелкие пузыри. Водомерка растерянно повела по сторонам круглыми глазами. Ведь только что добыча была под самым носом и вдруг... Что это значит?
Водомерка еще раз посмотрела по сторонам и, прижав плотно хобот к белому брюшку, помчалась, скользя по водяной пленке. Фыркая и отплевываясь, ребята вынырнули из-под воды.

- Где она? - спросила, тяжело дыша, Валя.

- У-уф! Не знаю! - тихо ответил Карик. - Кажется, укатила.

- Куда?

- Давай к берегу, - рассердился Карик. - Плыви, не разговаривай.

Некоторое время ребята плыли молча, боязливо оглядываясь по сторонам. И вдруг ноги Вали запутались в крепкой и скользкой подводной сетке. Она рванулась, стараясь освободиться, забила по воде руками, но все ее усилия были напрасны. Подводные сети опутывали ее ноги все крепче и крепче.

- Да что ты крутишься на одном месте? - закричал Карик. - Ты к берегу плыви.

- Я не могу! - захныкала Валя. - Меня держат сети. Никак не выбраться.

Фыркая и выплевывая воду, Карик поплыл к сестре.

- Держись! Не бойся! - крикнул он. - Сейчас я освобожу тебя!

Он нырнул, протянул руки, нащупал сети, но лишь только он начал освобождать Валю, как по рукам его скользнуло что-то живое, упругое, сдавило так, что у него потемнело в глазах. Перед ним поплыли желтые рябые круги, в ушах запело, зазвенело тоненько-тоненько: "Ти-и-и-ить!" Еще секунда, и Карик задохнулся бы окончательно, но тут его что-то подбросило вверх - и легкие сразу наполнились воздухом. Карик тяжело перевел дыхание. Он еще не знал, кто вытащил его из воды, но теперь, когда он уже мог дышать, ему показалось, что он спасен. Раскрыв глаза, он неожиданно увидел рядом с собою мокрое, испуганное лицо Вали. Она широко открывала рот, силясь что-то сказать, но вместо слов изо рта выплевывалась вода.
Карик поднял глаза к небу, но вместо неба он увидел покатые своды пещеры. Стены пещеры и свод светились в полутьме, словно серебряные. Глубоко внизу плескалась черная вода. Карик и Валя висели между водой и сводом, но как они держались в воздухе, Карик не мог понять. И вдруг он увидел чудовищную лапу. Она-то и держала их над водою. Лапа поднималась из черной воды, и когда Карик увидел в полутьме самого хозяина лапы, он закричал от страха. Из воды торчала
жирная блестящая туша. Потоки черной воды скатывались по круглым бокам, потом над водой начали всплывать одна за другой огромные мохнатые ноги, и наконец Карик увидел гигантского паука. Он покачивался на воде, рассматривая ребят холодными, немигающими глазами. Восемь змеиных глаз злобно стерегли каждое движение Карика и Вали.

- Пусти-и-и! - завизжал Карик. Валя заплакала.

- Ну, чего пристал? - заплакал и Карик, отбиваясь руками и ногами.

Чудовищная лапа сдавила ребят так, что у них перехватило дыхание. И тотчас же чудовищный паук перевернул их вниз головами и принялся вертеть и кружить с такой быстротой, что Карик и Валя потеряли сознание.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Профессор Енотов отправляется в странный мир. Загадка простой паутины. Первая охота. Панцирь и копье. Ловушка. Иван Гермогенович в опасности.

На вершине зеленого холма стоял профессор Енотов. Белые брюки Ивана Гермогеновича были измазаны желтой глиной. Галстук съехал набок. Помятая шляпа сидела на затылке, открывая красный, потный лоб. Из густой бороды профессора торчали сухие веточки. Одной рукой профессор прижимал к груди небольшой фанерный ящик. В другой у него был длинный тонкий шест. Красный платок, привязанный к шесту, развевался по ветру, как флаг.

- Пожалуй, искать их надо здесь! - бормотал профессор, поглядывая на тихий пруд у подножия холма.
Он поставил ящик на землю, рядом воткнул шест с флагом и сбросив шляпу с головы, принялся рвать обеими руками траву. Нарвав целую охапку, он тщательно прикрыл травой фанерный ящик, потом подошел к шесту, воткнул его поглубже, подергал, качнул вправо, влево. Шест стоял крепко.

- Отлично! - сказал Иван Гермогенович.
Он засунул руку в карман, вытащил маленькую пузатую бутылку. Серебристые пузырьки, поднимаясь со дна бутылки, сталкивались и лопались. Иван Гермогенович разделся, бросил одежду на траву, взял в руки бутылочку с золотистой жидкостью.

- Я думаю, этого хватит вполне! - сказал он.

Посмотрев по сторонам, он грустно вздохнул и, запрокинув голову, выпил залпом все, что было в пузырьке.

- Ну вот и прекрасно! - пробормотал профессор и, размахнувшись, бросил пустой пузырек в пруд.

Некоторое время Иван Гермогенович стоял на месте, задумчиво посматривая на широкие круги, которые бежали один за другим но воде, на свои руки, потом шагнул вниз к пруду и... словно растаял. Там, где только что стоял большой человек, теперь торчал одиноко длинный шест с красным флажком, а внизу, около шеста, валялась помятая одежда, ботинки и полосатые носки.
Что же стало с профессором? Проглотив жидкость, он стоял, переступая босыми ногами. И вдруг все вокруг начало изменяться чудесным образом. Трава с удивительной быстротой потянулась вверх. Каждая травинка росла, набухала, становилась все толще и выше. Не прошло и минуты, как вокруг Ивана Гермогеновича зашумел густой лес. Блестящие зеленые стволы обступили профессора со всех сторон. Каждое дерево было похоже на гигантский бамбук. Высоко над вершинами деревьев тихо раскачивались огромные чаши красных, желтых, голубых цветов, осыпая лес золотистой пылью, от которой шел пряный одуряющий запах.

- Ну вот, ну вот, - сказал, потирая руки, Иван Гермогенович, - я так и знал.

В этом удивительном лесу не было мрака и тишины, как в сосновом бору. Не походил этот лес и на березовую рощу, где листва шумит и шелестит не умолкая. Нет, это был особенный лес. Он весь светился, зеленый и солнечный. Голые блестящие стволы стояли на холмах, спускались в овраги. В лесу сияли синие озера, тихо журчали ручьи. Тишину то и дело нарушали странные шорохи. Казалось, где-то совсем рядом осторожно крались за профессором какие-то звери. Идти было трудно. Тело царапали острые листья. Иван Гермогенович поминутно проваливался в ямы. Солнце так припекало, что профессору казалось, будто он прогуливается в печке. Почва леса была похожа на поле битвы, изрытое артиллерийскими снарядами. В густых зарослях то тут, то там висели липкие сети, и нужно было очень осторожно обходить эти ловушки.

- Паука работа! - бормотал Иван Гермогенович, пробираясь сквозь заросли.

Изредка он останавливался и долго стоял, рассматривая искусную работу лесного ткача. Но особенно внимательно профессор вглядывался в бесчисленные узелки, густо рассыпанные по всей паутине. Ивану Гермогеновичу, конечно, было известно, что ловит насекомых не сеть, а именно эти крошечные, липкие узелки. К ним, точно к свежему столярному клею, прилипают крылья и лапки насекомых, и тогда насекомое становится добычей паука. Все это было давно известно профессору, но одно дело - знать, другое дело - видеть своими глазами. Прошел уже целый час, а Иван Гермогенович совсем забыл, где он находится и зачем пришел сюда. Ему казалось, что он сидит у себя в кабинете, склонившись над микроскопом, и перед ним один за другим проходят его старые знакомые. Но что микроскоп?! Разве через стекла микроскопа увидишь всего паука сразу? Конечно, нет. Микроскоп позволяет рассмотреть только глаз паука или кончик его ноги, или коготок, похожий на гребень, или узел паутины А тут перед профессором
сидел весь паук, огромный, как бык, и можно было сразу разглядеть его восемь глаз, две пары челюстей, восемь ног с коготками-гребнями и вздутое мягкое брюхо Но больше всего радовало Ивана Гермогеновича то, что паук был живой и охотился Под микроскопом - даже под самым совершенным микроскопом – нельзя увидеть, как паук ловит свою добычу А вот сейчас профессор мог наблюдать это на расстоянии вытянутой руки. Паук охотился Огромный свирепый хищник сидел, притаившись, около расставленных сетей Прямо к нему тянулась сторожевая нить А он сидел, как рыбак на берегу, и ждал Вот-вот дернется нитка - и тогда паук бросится на свою добычу, вонзит в нее копи с ядом, убьет и высосет из нее кровь Профессор смотрел на раскинутую сеть, позабыв все на свете. И вдруг над его головой что-то прожужжало, точно снаряд, и с воем
врезалось в сеть. Сеть вздрогнула, заплясала

- Ага! - крикнул Иван Гермогенович - Есть одна!

В сетях билось, извиваясь и барахтаясь, огромное крылатое животное Оно было побольше паука, во всяком случае, длиннее его Прозрачные, покрытые жилками крылья выгибались дугой, пытаясь оторваться от липких узелков паутины, но выбраться из сетей было не так-то просто

- Оса! - решил Иван Гермогенович
Он подошел поближе к сети и, покашливая, стоял, наблюдая, за борьбой паука и осы. Паук, опираясь на гребни ног, заскользил по своей паутине, прочесывая ее ногами Он обежал вокруг осы раз, другой, потом стал подкрадываться к ней сзади. Оса стреканула острым жалом. Паук отпрыгнул назад и снова закружился, забегал вокруг осы. Но стоило ему только приблизиться к ней, как оса выгибала свое коленчатое брюхо и угрожающе вытягивала вперед гладкое острое жало. Паук попробовал напасть на нее сзади, сбоку, но всякий раз его встречало осиное жало.

- Любопытно, очень любопытно! - бормотал профессор, наблюдая за борьбой осы и паука.

Наконец после бесплодных попыток паук вынужден был отказаться от борьбы с опасной добычей. Описывая широкие круги, он суетливо побежал по своей паутине, сотрясая ее, заставляя осу прыгать, как в люльке. Оса забилась еще сильнее. Бегая вокруг нее, паук торопливо обрывал нитку за ниткой. Наконец оса рухнула, увлекая за собой сеть на край глубокого оврага. Беспомощно барахтаясь и запутываясь все больше и больше, она покатилась вниз по крутому склону; следом за ней посыпались комья земли и камни.

- Ага! Ага! Вот это прекрасно! - обрадовался Иван Гермогенович. – Это мне как раз и нужно. Очень удачно!

Он подбежал к оврагу, посмотрел вниз. На дне оврага билась и корчилась покрытая сетями огромная оса. Она выгибала полосатое туловище, каталась по земле, стараясь освободиться от паутины, но паутина только плотнее опутывала ее крылья, ноги, голову. Профессор побежал по краю оврага, озабоченно посматривая под ноги. И вот наконец он остановился перед большой каменной глыбой с острыми углами. Поднять ее профессор, пожалуй не взялся бы. Глыба была в несколько раз больше Ивана Гермогеновича. Но, к счастью, она висела над краем оврага. Нужно было только качнуть ее хорошенько, толкнуть, и она обрушится вниз, прямо на дно. Профессор уперся ногами в землю и принялся раскачивать глыбу. Работа была нелегкая. Глыба шевелилась, качалась, как гнилой зуб. Но держалась крепко. Профессор пыхтел, как паровоз.

- Врешь! Врешь! - бормотал он, нажимая на глыбу плечом - Качаешься, - значит, упадешь.

Всего только каких-нибудь полтора часа назад Иван Гермогенович мог бы столкнуть такой камень в яму одним щелчком, но теперь это было уже не так просто. Профессор раскраснелся, запыхался. Лицо его покрылось потом.

- Отдохнем немного, - сказал, тяжело дыша, Иван Гермогенович и вытер ладонью потное лицо.

Он присел на камень. Почти над самой его головой сновал паук, сооружая новую сеть. На брюхе паука Иван Гермогенович разглядел четыре вздувшихся, точно бурдюки с вином, бугра.

- Паутинные бородавки! - вспоминал профессор.

Однако теперь было бы смешно называть эти мешки бородавками. Каждый из них был значительно больше головы профессора. Иван Гермогенович без микроскопа видел в паутинных бородавках сотни дырочек, из которых сочились капельки тягучей жидкости. Они вытягивались, как нити, тянулись за пауком и тут же свивались в толстые тросы с блестящими клейкими узлами.
В несколько минут паук закончил починку разорванной сети и тотчас же, накинув на нее сторожевую паутину, забрался с концом паутины в укромный уголок.

- Ну, а я что же? - рассердился Иван Гермогенович.

Вскочив на ноги, он собрал все силы и уперся плечом в глыбу.

- А ну, взя-яли!

Толчок. Еще толчок.

- Эй, ухнем! Эй, ра-аз!

Глыба закачалась, повисла над оврагом как бы в раздумье и вдруг, с гулом и грохотом, обрушилась вниз, поднимая столбы пыли. Когда пыль рассеялась, Иван Гермогенович закричал радостно:

- Ур-ра-а!

Глыба лежала на дне оврага. Под глыбой извивалась, судорожно перебирая ногами, раздавленная оса. Ее длинное полосатое брюхо сжималось, растягивалось, как мехи
гармоники.

- Отлично! Очень хорошо! - сказал Иван Гермогенович, потирая руки.

Недолго думая, он спустил с обрыва ноги и, цепляясь руками за корни и выступы камней, начал осторожно спускаться на дно. Когда Иван Гермогенович добрался наконец до осы, она уже не шевелилась. Профессор толкнул ее ногой, потрогал руками - оса не двигалась.

- Ну вот, - сказал Иван Гермогенович и, посвистывая, спокойно принялся за работу.

Целый час он возился, пока ему удалось вытянуть из тела осы длинное, похожее на копье, жало.

- Прекрасное оружие! - сказал Иван Гермогенович, обтирая руками жало-копье.

С таким копьем теперь уже не страшно было бродить в травяных джунглях, разыскивая Карика и Валю. В случае опасности профессор мог теперь уже не только защищаться, но и сам нападать на тех, кто вздумал бы сожрать его. Теперь следовало позаботиться и об одежде. Как-никак, а путешествовать по лесу голым профессор не собирался. Ловко орудуя острым копьем. Иван Гермогенович разрезал паутинные сети, в которых запуталась оса, тщательно очистил их от липких узлов и обмотал вокруг себя. Мягкие, шелковистые веревки плотно обвили его тело.

- Ну вот, - сказал профессор, - когда-то я только изучал пауков, а теперь придется пожить рядом с ними.
Он невольно поежился. Все-таки пауки не такие уж добрые соседи для человека его размеров.
Ведь теперь даже крошечный комарик был для Ивана Гермогеновича таким же опасным, как медведь. А пауки? Профессор знал, какое большое семейство пауков живет на свете. И крошечные, не больше булавочной головки, и огромные, как тарелки. И питается кое-кто из пауков не только насекомыми, но и мелкими птичками. По-разному и охотятся пауки. Одни плетут паутину и терпеливо ждут, когда в их сети влетит добыча, но есть пауки-охотники, которые арканят свои жертвы, набрасывая на них паутину, как лассо. "Как хорошо, - подумал Иван Гермогенович, - что в нашей стране не живет мексиканский паук пододора. Уж с ним-то я не хотел бы встретиться". Встреча с пододорой и в самом деле была бы ужасной. У себя на родине, в Мексике, этот паук не ждет, когда к нему в паутину попадет добыча. Он бродит в листве деревьев, зорко высматривая летающих насекомых, а заметив подходящую добычу, подкрадывается к ней, держа в передних лапах длинную паутину-лассо с клейкими капельками на конце. Бесшумно подкравшись к жертве, пододора бросает, словно лассо, паутину, арканит добычу, а затем бежит к ней по липкой паутинке и пожирает ее.

- М-да, - пробормотал профессор, - у пододоры мне, пожалуй, не удалось бы отобрать паутину.

Он похлопал ладошками по новому костюму, очень довольный своей серебристой одеждой.

- Конечно, - сказал он, усмехнувшись, - костюм мой не такой уж модный, но в моем положении привередничать не приходится.

Костюм был, конечно, не слишком красив, но зато очень и очень прочен. "Я в нем, как в панцире!" - подумал Иван Гермогенович с удовольствием. Вскинув копье на плечо, он бодро двинулся в путь, обходя глубокие ямы, перепрыгивая через рытвины и канавки. Выбирая дорогу, Иван Гермогенович то и дело останавливался, подолгу стоял на одном месте, прислушиваясь к лесному шуму, а иногда прятался за могучими зелеными стволами, откуда опасливо поглядывал по сторонам. Эти предосторожности были нелишними. Травяные джунгли кишмя кишели
чудовищными животными. Грохоча, словно листами жести, над головою Ивана Гермогеновича
пролетали стрекозы, более похожие теперь на гигантские самолеты, чем на обыкновенных насекомых. Прыгая через вершины деревьев травяного леса, проносились зеленые,
величиной с автобус, кузнечики. Раздвигая могучими телами чащи джунглей, ползли полосатые гусеницы. Они были так велики и производили такой шум, что профессору казалось, будто мимо
него катятся по земле товарные, тяжело груженные поезда. Изредка быстро-быстро топоча ногами, припадая к земле длинными телами, пробегали сороконожки. Любая из ног этих тварей теперь легко могла бы сплющить профессора, вдавить его в землю. Сражаться со всеми животными травяных джунглей было бы, конечно, глупо. Да и не было для этого у Ивана Гермогеновича ни времени, ни охоты. Пробираясь к пруду, синеющему сквозь просветы между деревьями, профессор шел, переходя от дерева к дереву, временами останавливаясь, чтобы получше разглядеть то дерево, то огромные, словно колокола великанов, цветы. Названия цветов Иван Гермогенович прекрасно знал; и в те дни, когда профессор был обыкновенным человеком, он мог без труда сказать, как называется любой цветок, но сейчас он уже не назвал бы с уверенностью, пожалуй, ни одного цветка. Все цветы были так огромны, что многие из их профессор просто не мог узнать, и это очень забавляло его.

- Ну, вот этот, например, - вздыхал Иван Гермогенович, посматривая на голубой шар, похожий на гнездо аиста, - как же он называется в нашем мире?

Но кто же мог ответить теперь профессору на его вопросы? Над вершинами леса тихо качались розовые кувшины, гигантские желтые звезды, красные шары, сиреневые корзинки. Из шаров, точно иглы ежа, торчали во все стороны свекольно-красные трубы.

- Что же это такое? - заинтересовался Иван Гермогенович и, вдруг хлопнув ладонью по лбу, крикнул со смехом: - Клевер! Обыкновенный клевер!

Рядом с цветами клевера раскачивались в воздухе, вздрагивая и приплясывая, лиловые колокола. Они просвечивали на солнце, и земля под ними казалась тоже лиловой.

- Ну, вас-то я знаю! - весело сказал профессор. - О вас даже стихи написаны.

И он запел во весь голос:

Колокольчики мои,
Цветики степные…

- Если такой цветок оборвется и упадет на мою голову, я вряд ли останусь живым, - засмеялся Иван Гермогенович.

С любопытством разглядывая незнакомый мир, Иван Гермогенович пробирался сквозь заросли травяных джунглей. Скоро перед его глазами открылась необъятная водная гладь. Вода сверкала на солнце, как огромное зеркало.

- Кажется, это должно быть здесь! - в раздумье сказал Иван Гермогенович.

Он вышел на опушку травяного леса. Путь его пересекала длинная, узкая канава, заполненная до краев коричневой водой. Иван Гермогенович разбежался, подскочил и легко перепрыгнул через канаву, но в ту же минуту он почувствовал, как земля под его ногами ползет, оседает. Профессор вскрикнул и, болтая в воздухе ногами, полетел вниз, в темную нору. Упав на дно, Иван Гермогенович быстро вскочил на ноги, огляделся. Над головой его синело далекое небо. Слабый свет освещал черные стены норы, густо оплетенные подземными корнями. Прямо перед собой Иван Гермогенович заметил вход в черный тоннель. Профессор нагнулся. Из тоннеля в лицо дохнуло сыростью и холодом.

- Н-да, - сказал Иван Гермогенович.

Он отошел от тоннеля и полез по отвесной стене норы, цепляясь руками и ногами за подземные корни. Он уже почти добрался до самого края, оставалось только протянуть Руку, и солнце снова засияло бы над головой, но в ту самую минуту, когда голова профессора высунулась из норы, он увидел перед собой безобразную морду какого-то чудовища.

- Извините! - вежливо сказал профессор и тотчас же, торопливо втянув голову в плечи, юркнул обратно в нору.

Чудовище, шевельнув огромными лапами, повернулось к профессору, и глаза их встретились.
"Жук, - чуть не крикнул Иван Гермогенович, - жук-навозник!" Жук катил к норе огромную серую грушу, которая не поместилась бы даже в самой большой комнате, если бы вдруг весь мир наш уменьшился так же, как Иван Гермогенович. Подталкивая грушу, жук придвинул ее к краю поры, и не успел профессор вспомнить латинское название жука, как груша закупорила нору
и закрыла собою небо. В норе стало темно. Испуганный профессор быстро вскарабкался по стене и изо всей силы стал толкать грушу плечом и головой. Он старался открыть выход из подземелья, но все было напрасно. Груша не поддавалась. Он нажал сильнее, но как раз в это время
жук-навозник навалился сверху на грушу с такой силой, что она закупорила нору, как пробка бутылку. Сильный толчок сбросил профессора вниз. На голову посыпалась земля, в
грудь больно ударил острый камень.

- Та-ак... - крякнул профессор.

Потирая ушибленную грудь, он попытался подняться и вдруг почувствовал, что в этой темной норе он не один. Профессор быстро оглянулся. Сзади за его спиной кто-то шевелился, осторожно подкрадываясь к нему. Иван Гермогенович пошарил вокруг себя руками. Пальцы его нащупали копье. Он крепко сжал его и, вскочив на ноги, прижался к стене. "Тцз-а-анк!" - щелкнуло совсем рядом. Профессор услышал прерывистое дыхание. Он замахал перед собой копьем и хрипло закричал:

- Кто? Кто там?

ГЛАВА ПЯТАЯ

В плену у паука. Битва в подводной тюрьме. Растение - бродяга. Скверное положение. Карик находит выход.

Карик открыл глаза и вдруг вспомнил все. Вспомнил, как они с Валей летели на стрекозе. Вспомнил страшный хобот водомерки, сильные лохматые лапы паука.

Вокруг было темно и пахло сыростью. Где-то внизу, под ногами, тихо плескалась вода. Рядом с Кариком кто-то очень-очень тихо дышал.

Карик лежал вытянувшись во весь рост, но никак не мог понять, на чём же он лежит. В голове у него шумело, руки и ноги одеревенели. Он застонал и тотчас же услышал испуганный голос Вали:

— Тише! Он здесь!

Карик повернул голову и стукнулся лбом о Валин висок.

Валя тихо вскрикнула.

Карик попробовал отодвинуться от неё подальше, но не мог: кто-то обмотал его и Валю с ног до головы толстыми верёвками и крепко-накрепко привязал друг к другу.

Карик рванулся посильнее, и вдруг от сильного толчка он и Валя начали раскачиваться, как на качелях, из стороны в сторону.

— Тише! — быстро зашептала Валя. — Тише, пожалуйста! Он внизу.

— Паук?

— Ага… Он сейчас возился там… Я слышала…

— Тебе страшно?

— Очень. А тебе?

— Тоже страшно, только ты не плачь. Сначала попробуем как нибудь освободиться.

Карик раздвинул головой верёвочные сети и огляделся. Внизу чернела вода, из которой поднимались тёмные гладкие стены, а над головой — покатый потолок.

Ребята висели в воздухе посреди норы.

— Понимаешь, — прошептал Карик, — он подвесил нас. Прицепил к потолку.

— Ага, — кивнула Валя, — подвесил, я уже давно это поняла.

— А зачем?

— И я думаю: зачем?

— Ничего не придумала?

— Нет.

Карик с трудом выдернул из паутинных верёвок сначала одну руку, потом другую.

— Что ты делаешь, Карик?

— Тише! Молчи!

Стараясь не дышать, Карик окончательно высвободил голову и стал смотреть вниз.

Внизу, как раз под ребятами, суетился паук. Он беспокойно бегал по воде вдоль стен своего жилища, время от времени останавливаясь и как будто к чему-то прислушиваясь.

Сверху, с потолка, отрывались водяные шары-капли и звонко шлёпались о поверхность чёрной воды. К потолку взлетали фонтаны брызг.

До слуха Карика донёсся глухой шум. Где-то совсем рядом — кажется, за стеной — не то стучали, не то скребли. Было похоже, что там бродит человек, шарит по стене, отыскивая дверь.

Этот шум определённо беспокоил паука. Он то и дело подскакивал к стене, ждал чего-то, потом, шевеля длинными лапами, пятился в сторону.

— Ты слышал? — тихо сказала Валя. — За стеной шумит кто-то.

— Да, да, — зашептал Карик, — я слышу. Шум становился всё сильнее и сильнее. Казалось, в стену били мягкими, но увесистыми кулаками.

— Сюда кто-то лезет! — шепнула Валя. В ту же минуту стены подводного дома дрогнули так сильно, что ребят подбросило в их паутинной люльке вверх. Люлька ударилась в стену и закачалась, точно маятник.

— Смотри: паук-то, паук! — зашептала Валя.

Паук выскочил на середину норы. Беспокойно перебирая ногами, он уставился всеми глазами на стену своего жилища.

И вдруг стена треснула. В воду посыпались куски, похожие на штукатурку. В проломе стены показались большие мохнатые лапы.

Лапы с силой рванули стену. Подводный дом задрожал, закачался. Люльку с ребятами начало кидать от одной стены к другой.

Стена рухнула.

С шумом и плеском в подводное жилище ворвался толстый паук, похожий как две капли воды на хозяина подводного дома. Он подобрал под себя коленчатые ноги, как бы приготавливаясь к прыжку, и тихо-тихо стал продвигаться вперёд.

Хозяин подводного дома взмахнул щупальцами.

Пауки смотрели друг на друга выжидающе.

Потом хозяин поднял щупальца высоко над головою и стремительно бросился на непрошеного гостя.

В темноте началась жестокая битва. Щупальца свистели в воздухе, шлёпали по воде. К потолку взлетали брызги, и скоро стены покрылись дрожащими каплями воды.

Битва пауков сотрясала подводный дом так, что дрожмя дрожали стены, качался купол и вода кипела внизу, словно в котле.

От сильных толчков снова начала раскачиваться люлька, в которой лежали ребята. С каждым новым толчком она взлетала все выше и все выше ударялась то в одну, то в другую стенку.

Перед глазами Карика и Вали мелькали, точно в кино, стены, купол, пауки, вода и снова купол, стены, вода.

Пауки бились молча.

Они оплетали друг друга мощными лапами, раскачивались, как борцы в цирке, потом вдруг отскакивали один от другого, насторожённо поглядывая свирепыми глазами друг на друга, и снова, словно по команде, кидались в бой, и тогда опять клокотала и пенилась внизу вода, а стены подводного дома тряслись от могучих толчков так, будто началось землетрясение.

Ребята следили за битвой страшных пауков, не смея дышать.

— Ой, Карик, — вдруг захныкала Валя. — Ой, куда мы попали? Никто теперь не узнает… Ни мама… никто… никто…

— Тише ты! — захрипел Карик. — Болтаешь тут, а надо бежать… освобождаться как-нибудь. Молчи, пожалуйста, кажется, я освобожу сейчас ноги.

От сильных толчков и раскачивания паутинные верёвки ослабели. Помогая друг другу освободиться от верёвок, ребята, хотя и с большим трудом, всё-таки выбрались из верёвочной люльки.

Руки и ноги Карика и Вали были свободны, но что же, однако, делать, если пауки нападут на них?

Сражаться с такими чудовищами было не под силу Карику и Вале. Некуда было бежать, негде было и спрятаться.

— Ничего, ничего, Валька! Не бойся! — прошептал Карик дрожащими губами. — Как-нибудь выйдем отсюда. Ты только не плачь, пожалуйста?

— Я совсем не плачу! — всхлипнула потихоньку Валя и незаметно от Карика поспешно провела ладонью по глазам.

Поглядывая на пауков, Карик вылез осторожно из верёвочной люльки, протянул руку к толстому канату, который спускался с потолка к люльке, и, держась за канат, встал во весь рост.

Внизу было тихо.

Вытянув шею, Карик смотрел на пауков и что-то бормотал под нос. В эту минуту он был похож на судью ринга, который стоит над боксёром, сбитым на землю, и считает:

— Раз, два, три… пять… семь… девять! Если сбитый на землю боксёр не может подняться после того, как судья скажет громко «девять», — значит, боксёр считается побеждённым. А Карик считал все громче и громче.

— Сто один, сто два, сто три, сто четыре… Ура! — вдруг закричал он. — Оба готовы! Смотри, они не шевелятся! Вставай! Я же говорил, не надо плакать. Теперь нам только бы выбраться отсюда поскорее!

Валя поднялась, встала рядом с братом.

— Да, — сказала она, вздохнув, и посмотрела по сторонам, — а как же выбраться? Ты знаешь?

— Ерунда! — уверенно сказал Карик. — Какой-нибудь вход и выход тут должен быть!

— А может быть, и не должен!

— Вот здорово! — усмехнулся Карик. — А как же, по-твоему, нас притащил сюда паук? Надо искать вход и выход! Он должен быть здесь! Смотри получше!

Ребята свесили головы, но Валя не видела ничего, кроме пауков. И это было немудрёно, потому что она смотрела только на них, все ещё не веря; что они погибли в жаркой схватке.

Безжизненные туши покачивались на тёмной воде.

Волны загнали пауков к пролому в стене, и они лежали на воде бок о бок, рядом, не обращая друг на друга внимания.

В подводном доме наступила такая тишина, что стали слышны тихие всплески воды и шум капель, падающих на воду с обрызганных стен и купола подводного дома.

— Сдохли! — радостно крикнул Карик. Он нагнулся, вытянул шею и плюнул сначала на одного паука, потом на другого. Пауки не шевелились.

Ребята посмотрели друг на друга: сдохли или не сдохли?

Карик крикнул:

— Эге-ге-гей!

Пауки плавали, точно кожаные подушки, надутые воздухом.

— Сдохли! — уже уверенно сказал Карик и, смерив глазами расстояние до воды, выпустил из рук верёвку. В воздухе мелькнули руки и ноги, и Карик камнем упал в воду.

— Карик! Сумасшедший! — закричала Валя, с тревогой взглянув на взметнувшийся вверх фонтан брызг.

Голова Карика показалась на поверхности воды.

Вынырнув, он осмотрелся по сторонам и поплыл к паукам саженками.

— Карик! — завизжала Валя. — Вернись! Они ещё дышат!

Но Карик, не обращая внимания на крики сестры, подплыл к одному пауку и, подняв руку над водой, сильно хлопнул его по брюху. Брюхо загудело, как барабан.

Карик поспешно отплыл прочь, но, взглянув на паука, вернулся обратно и ударил его пяткой по голове. Паук не шевелился. Тогда Карик залез на тушу, как на плот, и встал по весь рост.

— Прыгай! — крикнул Карик, махнув Вале рукой.

— Нет! — мотнула Валя головой. — Тут высоко очень!

— Что ж, ты всегда сидеть там будешь? Всё равно придётся прыгать! Ну! Прыгай! Валя тяжело вздохнула.

— Прыгай скорей, а то, может, сюда придут другие пауки, тогда нам ещё хуже будет.

Валя закрыла глаза, разжала руки и, взвизгнув, грохнулась вниз. Карика ударил дождь брызг. Волны качнули пауков.

Фыркая и отдуваясь, Валя вынырнула из воды.

— Лезь сюда! — крикнул Карик, барабаня ногами по вздутому брюху паука. — Не бойся! Давай руку!

Бледная и дрожащая Валя подплыла к страшной туше, нащупала руками толстое, мохнатое тело паука, но тотчас же, отдёрнув руку, испуганно вскрикнула:

— Шеве-е-ели-ится!

— Не ври! Никто не шевелится! — рассердился Карик. — Ну, скорей!

Наконец после долгих уговоров Валя взяла руку, протянутую Кариком, и он вытащил её на страшный плавучий островок.

Паук не шевелился. Бояться было нечего. Валя присела на корточки и стала выжимать мокрые волосы, а Карик встал во весь рост и принялся внимательно разглядывать мрачную нору паука.

— Надо уходить отсюда, — вздохнула Валя. — Надо поискать дверь.

— А вот она, дверь-то! — Карик протянул руку к чёрному пролому в стене.

Всплеснув ладонью над головой, он прыгнул в воду и быстро поплыл к пролому в стене.

Валя с беспокойством следила за Кариком, а когда он скрылся в темноте, она закричала:

— Ну что? Что там? Карик молчал.

Валя взглянула под ноги и побледнела. Ей показалось, что паук начинает шевелиться.

— Ка-ари-ик! — закричала она.

Голос её прокатился под сводами и замер

— Ка-а-ри-ик! — крикнула Валя ещё громче. Она уже приготовилась прыгнуть в воду и поплыть за братом, но в эту минуту Карик показался в тёмном проломе.

— Чего ты кричишь? — сказал он сердито. Увидев Карика живым и невредимым, Валя успокоилась. Она протянула брату руки и, помогая ему взобраться на паука, спросила:

— Ну, что ты видел? Там есть какая-нибудь дверь?

— Нет. Такая же нора, как наша, — ответил Карик, пожимая плечами.

— А есть там кто-нибудь?

— Никого!

Карик сел, подтянул колени к самому подбородку и, обхватив их руками, задумался.

— И двери нет?

— Нет!

— А что, если нам нырнуть под стену?

— Под стену?

Карик нагнулся. Свесив голову, он стал рассматривать тёмную воду.

Сквозь толщу воды было видно чёрное илистое дно пруда. Серебристые паутинные верёвки поднимались из чёрного ила к самым краям подводного колокола, удерживая его, не давая ему всплыть.

— Надо нырнуть под стену! — повторила Валя.

— А это ты видишь?

И Карик показал рукой на растянутые под водой сети, которые оберегали вход и выход в подводную тюрьму.

Нет! Нырять было страшно.

— Должна быть дверь! — сказал Карик. — Ведь мы же как-то вошли сюда.

Валя что-то промычала.

Карик взглянул на сестру и быстро схватил её за руку.

— Валя, что с тобой?

Она сидела бледная, широко открыв рот.

— Душно, — хрипло сказала она, — мне… не хватает воздуха…

— Сейчас, сейчас! — растерянно забормотал Карик.

Но он не знал, как помочь сестрёнке, да и у него что-то набухало в груди, распирая до боли ребра.

В голове шумело, сердце билось сильно-сильно, будто Карик поднимался на крутую высокую гору. Сырой, тяжёлый воздух входил в лёгкие, как перегретый пар; он только стеснял дыхание.

Надо было что-то делать.

— Ты не бойся! — сказал Карик, тронув Валину руку. — Как-нибудь выберемся!

И снова, в сотый раз, стал осматривать подводную тюрьму. Голова Карика кружилась.

Он наклонился, зачерпнул пригоршней воды, плеснул на лицо, и вдруг рука его повисла в воздухе. Он увидел на чёрном илистом дне огромные зелёные яйца, расщеплённые с одного конца. Одно яйцо шевельнулось, медленно отделилось от ила и, стукнувшись о край подводного дома, взлетело куда-то вверх. Так же всплыло и исчезло второе яйцо.

Карик протянул руку Вале.

— Водокрас! Видишь? — сказал он дрожащим голосом.

Карик не ошибся: это были почки водокраса — водяного растения. В большом мире он часто видел почки водокраса и теперь узнал их без особого труда. Вместе с другими юными натуралистами он собирал эти почки для школьного уголка юннатов и даже написал однажды об этом удивительном растении заметку для «Пионерской правды».

Водокрас — бродячее растение — путешествует все лето по прудам и озёрам, гонимое ветром от берега к берегу. Корни его, похожие на усики земляники, добывают питание прямо из воды. К концу лета на усиках появляются молодые побеги. Они выходят на поверхность воды и тут распускаются в листья, похожие на сердце, как его рисуют на картинках.

Зимой водокрас вмерзает в лёд и погибает. Но ещё раньше он успевает разбросать по дну свои удивительный почки.

Всю зиму почки — зелёные яйца — лежат на дне. А лишь только наступают тёплые дни, они наполняются газами, всплывают наверх и здесь превращаются в плавающее растение.

Вот эти-то почки водокраса и увидел Карик.

Схватив Валю за руку, он быстро-быстро заговорил:

— Слушай! Эти штуки взлетают, как пробки… Надо нырнуть и схватиться за одну из них. Они сами нас вынесут наверх…

— А паутина? Смотри, сколько верёвок под водой.

— Всё равно надо попробовать… Ныряй скорей! Как раз в эту минуту на дне зашевелилось гигантское зелёное яйцо. Раздумывать было некогда. Почка отделилась от чёрного ила и начала всплывать.

— Ныряй! — крикнул Карик.

Валя собрала все силы. Глубоко вздохнув, она оттолкнулась от паука и исчезла под водой. Карик видел, как, нырнув под стену, Валя ухватилась обеими руками за толстую почку водокраса и вместе с ней взлетела вверх. Следом нырнул и Карик.

Раскрыв под водой глаза, он добрался до зелёной торпеды. Она шевельнулась. Карик обхватил руками и ногами толстые скользкие бока и тотчас же завертелся волчком. Почка водокраса перевернулась несколько раз и вдруг стремительно помчалась вверх, пробирая толщу воды.

Наверное, долго всё-таки пришлось ей сверлить воду, потому что Карику уже нечем стало дышать. Ещё минута — и у него лопнуло бы от недостатка воздуха сердце, но, к счастью, в это самое мгновение он, как пробка, вылетел на поверхность воды. В лицо ударили горячие лучи солнца. Ослеплённый ярким светом, Карик барахтался в воде и дышал. Дышал полной грудью.

Рядом плавала Валя, с жадностью глотая свежий воздух.

— Эй, Валя, — засмеялся Карик, — жива? Дышишь?

— Дышу!

— Главное — не бояться ничего, — радостно сказал Карик, — не падать духом, не хныкать. Уж если мы от такого страшного паука сумели уйти, — значит, и до дома сумеем добраться.

Бедные ребята даже не подозревали, что придётся пережить им в этом незнакомом мире и какие опасности встретятся на их пути до возвращения домой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Отважные водоплаватели. Странные пассажиры. Карик и Валя пробиваются сквозь водяные джунгли. Поиски пищи. Ребята находят удивительные ягоды. На краю гибели.

Подняв голову над водой, ребята смотрели по сторонам. Всюду, куда только хватало глаз, расстилалась синяя водная гладь, и только на западе, где опускалось солнце, чернела зубчатая стена леса. Над лесом клубились облака.

— Надо добираться до земли, — сказал Карик, — а потом и до дома.

— Доплывём, думаешь? — спросила Валя, глядя на далёкий берег.

— Доплывём! — уверенно сказал Карик. — Вот на этих штуках обязательно доплывём. Залезай на свой корабль.

Ребята сели верхом на зелёные торпеды.

— Греби ногами!

Они стали болтать в воде ногами, стараясь двинуться в путь, но огромные почки только покачивались, а с места не трогались.

— Стой! — крикнул Карик. — Перебирайся ко мне! Будем грести вдвоём.

Валя перебралась к брату. Почка водокраса погрузилась в воду больше чем наполовину.

— Греби! — сказал Карик.

Ребята дружно ударили по воде руками, как вёслами. Почка вздрогнула и медленно поплыла.

Сначала почка вертелась то вправо, то влево, но скоро дело наладилось. Разрезая носом воду, зелёная торпеда поплыла к берегу.

Ребята гнали её вперёд и вперёд, усердно работая руками.

Со стороны берега доносился какой-то странный шум. Казалось, кто-то шлёпал по воде не то доской, не то вёслами; и чем ближе ребята подплывали к берегу, тем явственнее слышался этот шум. И вдруг совсем рядом оглушающе заревело зелёное чудовище.

«Ква-а-а-га-а-га-га!» — разнеслось по воде.

Валя, вздрогнув, чуть не свалилась с почки водокраса.

— Кто это? — прошептала она, переставая грести.

— Лягушка!… Наверное, лягушка… Обыкновенная лягушка, только побольше пятиэтажного дома. Не бойся.

— Да, — жалобно сказала Валя, — обыкновенная… Нас теперь любая муха может сожрать, не то что пятиэтажная лягушка.

— Ничего, — успокоил Карик сестру. — Лягушка не заметит нас.

Валя замолчала.

Ребята плыли теперь, огибая зелёные, изрезанные бухтами берега.

Из воды поднимались мясистые ярко-зелёные острова; они чуть покачивались, точно плоты на мёртвых якорях. Чтобы не налететь на них, нужно было зорко смотреть по сторонам.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросила Валя, указывая на один из островков.

— Не знаю, — нерешительно ответил Карик, — наверное, листья какие-нибудь… Наверное, водяные растения.

То справа, то слева выбрасывались из воды круглые животные с гладкой, отполированной, точно кузов легкового автомобиля, спиной. Да и сами они были не меньше автомобиля.

Расправив крылья, животные взлетали и снова падали в воду, поднимая тучи брызг.

В широком протоке между островами ребята увидели коричневое волосатое чудовище на длинных изогнутых ногах. Оно сновало взад и вперёд, скользя по воде круглым, толстым брюхом.

На спине толстобрюхого зверя сидело пять таких же зверёнышей, но они были ещё маленькими и беспомощными. Крепко вцепившись в свою маму, малыши беспокойно поглядывали по сторонам.

Время от времени толстобрюхий волосатый зверь останавливался, вылавливал из воды каких-то животных. Малыши тотчас же соскальзывали со спины на воду, быстро возвращались на спину с кусками добычи и тут же пожирали её.

— Слушай, — испуганно прошептала Валя. — Это тоже какой-то паук.

Ребята, перестав грести, с ужасом рассматривали огромного водяного зверя. Почка лениво покачивалась на воде.

— А на спине у него — паучата, — сказал Карик. — Подождём лучше немного, пускай они уйдут подальше.

Но тут из-за острова выскочил другой паук, такой же коричневый и волосатый. На спине у него тоже копошились детёныши.

Пауки бросились один на другого.

Это были пауки доломеды — надводные хищники.

Они свирепо столкнулись друг с другом. Паучата кубарем слетели в воду.

Пока большие пауки дрались, их детёныши бестолково бегали по воде, быстро собирались в кучки и снова разбегались в стороны.

Но вот битва кончилась.

Один из пауков начал медленно погружаться в воду. Широкие водяные круги подхватили паучат, качнули их вверх — вниз.

Они запрыгали на волнах, точно неоперившиеся утята.

— Сейчас маленькие передерутся! — тихо сказала Валя.

Но малыши вряд ли могли сражаться. Они суетливо забегали по воде, налетали один на другого, кувыркались, а потом все кинулись к пауку-победителю и, толкаясь, проворно взобрались к нему на спину.

Карик и Валя переглянулись.

— Как ты думаешь, — спросила Валя, — сбросит он чужих паучат со спины или не сбросит?

Но паук доломед и не заметил даже, что пассажиров на спине стало чуть ли не вдвое больше.

Он спокойно стоял на воде, расставив длинные ноги, и ждал, пока все паучата усядутся. А когда все до одного уселись, он как ни в чём не бывало помчался вперёд и скоро исчез в лабиринте островов.

Ребята поплыли дальше.

— Интересно… — задумчиво сказала Валя.

— Что интересно?

— А интересно, что они ели, эти паучата? Карик пожал плечами.

— Какую-нибудь гадость! Валя вздохнула.

Она вспомнила, что ничего ещё не ела со вчерашнего дня, и тихонько сказала:

— А может быть, это совсем не гадость. Сначала, может быть, невкусно, а потом привыкнешь — и ничего. Станет вкусно.

Время было обеденное.

Ребята задумались.

Что-то делают сейчас дома? Бабушка, наверное, накрывает на стол. Мама говорила вчера: «Обед будет очень вкусный. Не опоздайте, смотрите».

— Как ты думаешь, — спросила Валя, — что у нас сегодня на обед?

— Кажется, окрошка и пирог с луком и яйцами. Валя проглотила слюну.

— А может быть, борщ со свининой, с ветчиной или сосисками. А на второе бифштекс с луком и поджаристой картошкой. Ты что бы съела?

— Я? — Валя подумала немного и сказала: — Я бы сейчас съела корочку хлеба и… немножко сыру.

— А я, — сказал Карик, — я бы бифштекс. Только большой… Как тарелка… И много-много картошки с зелёным салатом, а потом я мог бы ещё съесть целый пирог и земляничный торт, а потом…

Валя перестала грести. Она повернулась к Карику и спросила:

— А что же мы будем обедать?

— Обедать сегодня не придётся.

— А ужинать?

— И ужинать не придётся…

— А завтракать?

— И завтракать не придётся.

— А что же придётся?

— Ничего, — сказал угрюмо Карик. — Придётся об этом не думать. Валя вздохнула.

— Ну греби! Давай к берегу поскорей! — крикнул Карик. — На берегу найдём что-нибудь.

— Хорошо бы найти землянику. Она теперь в десять раз больше нас. Наверно, такая большая, как копна сена. Знаешь, в одной ягодке можно будет сделать пещеру и жить в ней, а кушать можно стенки пещеры и потолок.

— Не болтай! — нахмурился Карик. — Греби лучше, там увидим.

Валя замолчала.

Под дружными взмахами рук и ног почка мчалась к берегу, вспенивая воду. Сзади, точно водяные усы, тянулся длинный, растекающийся след.

Берег приближался с каждой минутой.

Все выше и выше поднимался из воды лес. Казалось, он сам плыл навстречу ребятам.

— А ну нажми! — покрикивал Карик.

— Даю самый полный ход! — пыхтела Валя.

Почка летела стрелой.

Не прошло и часа, как перед юными путешественниками вырос, заслоняя солнце, высокий тростниковый лес. Густая холодная тень лежала на воде, и вода около леса была прохладная, не такая, как на солнце.

Почка плыла между могучими коленчатыми стволами; они росли прямо из воды. Вершины их уходили к самому небу.

— Тише греби! — скомандовал Карик.

— А что?

— Тут кто-то есть! Слышишь?

Ребята перестали грести.

Карик прижал палец к губам.

Тревожно поглядывая друг на друга, брат и сестра молча прислушивались к нестройному шуму, который доносился до них из леса.

Кривые стволы качались, тёрлись один о другой, громко скрипели. В тёмной чаще леса, откуда тянуло холодом и сыростью, кто-то шумно плескался, кто-то пронзительно стрекотал, верещал.

Лес стоял, словно затопленный половодьем. Сквозь просветы блестели синие разводья, а дальше поднимались сплошные густые заросли.

По воде между тростниковыми деревьями носились странные быстроногие животные, а за ними вдогонку мчались другие, ещё крупнее и страшнее. Они настигали свою добычу и тут же пожирали её.

— Да-а-а! — сказал Карик и тихонько свистнул.

Валя поняла его без слов.

Испуганно поглядывая на брата, она спросила шёпотом:

— Обратно поедем? Да?

— Куда обратно? — сказал Карик, помолчав минуту. — Надо пристать к берегу, где нет страшилищ. Поищем другой берег.

Они выбрались из зарослей на чистую воду и погнали почку вдоль тростникового леса, то и дело оглядываясь, стараясь держаться от него подальше.

— Знаешь, — сказала Валя, — я предлагаю назвать этот берег — «Джунгли кошмарных ужасов».

— Ну и глупо! — сказал Карик.

— Почему глупо? — удивилась Валя. — Все путешественники дают названия. Я сама читала у Жюля Верна.

Карик ничего не ответил. Посматривая на тростниковый лес, мимо которого они плыли, он насвистывал невесёлую песенку.

— Или, — сказала Валя, — можно назвать — «Лес кровавых тайн».

— Ладно, — буркнул Карик, — греби знай.

Тростниковый лес понемногу редел и скоро совсем кончился. Справа потянулся пустынный берег, засыпанный жёлтыми, сверкающими на солнце камнями.

Было так жарко, что все живое попряталось, отсиживаясь под листьями, под камнями. Ребята плыли теперь, не встречая ни одной живой твари. Путь был свободен.

Карик повеселел.

— Вот эти берега, — сказал он, показывая рукой на каменные завалы, — я назвал бы «Мыс добрых надежд».

— Почему мыс? Я не вижу никакого мыса.

— Это неважно, — ответил Карик, направляя почку к берегу, — может быть, пока мы путешествуем, мыс какой-нибудь появится.

— А я…

— А я причаливаю! — закричал Карик, брызгая водой в лицо Вали. — Р-р-раз!

Ребята в последний раз взмахнули руками, и зелёная торпеда врезалась в каменистый берег.

От сильного толчка почка перевернулась. Карик и Валя полетели в воду, но быстро вскочили и, цепляясь руками за выступы жёлтых скал, вскарабкались на берег.

Камни были горячие от солнца. Валя села на один из них и сейчас же вскочила.

— Что? Кусается? — засмеялся Карик. — Как ты предлагаешь назвать этот камень?

Он приставил растопыренную ладонь козырьком к глазам, оглядел горизонт и сказал:

— А знаешь что?… Ведь эти камни — песок. Когда мы были большие, он казался нам мелким, а теперь каждая песчинка стала для нас, как камень.

— Ну и что же?

Карик вздохнул и сказал:

— Говорят, в Африке пекут яйца, зарывая их в песок. Боюсь, как бы нам не поджариться на этих камнях.

Он потрогал рукой камень и покачал головой.

— Нет, тут нам нельзя высаживаться! Надо ехать дальше.

Ребята вернулись на зелёную торпеду, и почка снова тронулась в путь.

— Я предлагаю, — сказала Валя, — назвать этот берег…

— "Тайной ужасных камней", — подхватил Карик и громко захохотал.

Валя обиженно замолчала.

Сдвинув брови, она сидела, усердно подгоняя зелёную торпеду руками и ногами.

Молчал и Карик.

Сколько времени гнали ребята почку водокраса вдоль жёлтого берега, они и сами не знали, но руки и ноги у них начали уставать.

— Если бы ты знал, как хочется есть! — заговорила Валя, нарушив долгое молчание.

— Знаю, — отозвался Карик, — у меня у самого все кишки слиплись.

— Хорошо бы, — сказала Валя, — поймать кого-нибудь и поджарить на этих камнях…

— Кого, например?…

— Ну, кого-нибудь… Бабочку… Стрекозу…

— Ты думаешь, это будет вкусно?

— Конечно! Если поджарить, обязательно будет вкусно.

— А я, — признался Карик, — я и сырую, кажется, мог бы съесть… Только нам не справиться с ней.

Так, разговаривая, они доплыли до берега, покрытого зарослями травяного леса.

Над лесом поднимался знойный пар летнего дня. То тут, то там стояли узловатые стволы деревьев, похожие на баобабы, которые Карик и Валя видели на картинках.

— Тут, — закричала Валя, — должны быть ягоды! Уж это я знаю. В лесу всегда бывают ягоды. Давай причаливай!

Почка остановилась у пологого берега. Ребята прыгнули на землю и, спотыкаясь, побежали к лесу.

В лесу было душно. От деревьев пахло болотной травой. На их зелёных блестящих стволах не было коры. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густые заросли, ложились на землю редкими жёлтыми пятнами. Земля под ногами была влажной и вязкой.

— Ну! — крикнула Валя, углубляясь в чащу леса. — Кто первый найдёт обед?

— Ладно, — сказал Карик, — ищи, только не отходи далеко, а то мы ещё потеряемся тут.

Перекликаясь и аукаясь, ребята шли по лесу, зорко посматривая по сторонам.

По дороге они останавливались, отводили обеими руками тяжёлые листья и смотрели, нет ли под листьями ягод. Они залезали на травяные деревья и там искали ягоды. Но ягод не было.

Вот странный лес! Неужели придётся умереть от голода?

Вдруг ребята услышали впереди глухой шум.

Они остановились. Карик поднял руку.

— Ты слышишь?

— Ага, — кивнула головою Валя. — Это вода! Кажется, это речка шумит. Идём! Около речек всегда бывают ягоды. Я знаю!

Валя побежала.

Карик бросился за ней.

— Тише! — закричал он. — Может быть, это не речка вовсе, а какая-нибудь лягушка дышит.

Он взял Валю за руку.

Ребята двинулись в ту сторону, откуда доносился шум, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху.

Кучи поваленных стволов, обросших слоем высохшей грязи, преграждали им путь. Сухие листья стояли стеной, а когда ребята попробовали обойти один листик, он упал на них, и они еле выбрались из-под него.

Наконец Карик и Валя подошли к высокому холму. Они взбежали на его вершину и вдруг почувствовали, как в лицо им повеяло холодом.

Впереди шумел поток.

Раздвинув руками заросли, они увидели перед собой речку.

Речка была невелика. Бурля и пенясь, она скакала по камням, неслась, виляя то вправо, то влево, низвергаясь грохочущими водопадами.

— Вижу! — закричала Валя. Она вырвала свою руку из руки брата, оттолкнула его и помчалась вперёд.

— Валька! Стой! Назад!

Но Валя уже скрылась за стволами деревьев.

— Сюда! Сюда!… — услыхал Карик её голос. — Скорей! Здесь ягоды! Да какие большие! Скорее, Карик!

Карик побежал на голос сестры.

Валя стояла под высоким деревом и, задрав голову, показывала вверх.

Карик подбежал к ней.

— Ягоды? Да?

— Ага! Здесь! Большие!

Валя хлопнула рукой по изогнутому зелёному дереву.

Карик взглянул вверх.

Высоко над землёй висели, прижимаясь к стволу, тёмные плоды, большие, как бочки. Полные сочной мякоти, они притаились в тени длинных и узких листьев.

— Ну? — сверкнула глазами Валя.

— Что «ну»? Вперёд! — крикнул Карик, бросаясь к дереву.

Обхватив ствол руками и ногами, ребята полезли вверх, не спуская глаз с тёмных плодов, — сначала Карик, а за ним Валя. Ствол слегка покачивался, листья дрожали. Внизу, под обрывом, шумела и пенилась река.

Валя взглянула вниз.

— Ох, если свалимся — беда! — сказала она.

— Лезь! — крикнул Карик сверху. — Не свалимся!

Проворно перебирая руками и ногами, они добрались наконец до заманчивых плодов.

Карик протянул руку, и вдруг в глазах у него потемнело. Руки разжались.

— Ты что? — поспешно спросила Валя и в ту же минуту почувствовала оглушающий шум в ушах. Голова у неё закружилась.

Взмахнув руками и перевернувшись в воздухе, ребята стремительно полетели вниз, в быструю, бурную реку.

Сильное течение подхватило Карика и Валю и, швыряя о камни, понесло вперёд, к грохочущему водопаду.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бои в подземелье. Животные с ушами на ногах. Необыкновенный лес. Иван Гермогенович становится пилотом. Неожиданная встреча.

Иван Гермогенович сидел в норе. Когда глаза его привыкли к темноте, он увидел в глубине чёрной пещеры огромную голову с длинными усами.

— Ну и гусар! Кто же это такой? — пробормотал растерянно Иван Гермогенович.

Голову и переднюю часть туловища прикрывал широкий выпуклый щит. Из-под щита высовывались зубчатые лапы, короткие, но очень широкие. Профессор сразу понял, что бороться с подземным животным ему не под силу. Оно убьёт его одним ударом лапы. Но всё-таки Иван Гермогенович решил защищаться.

Он прижался спиной к холодной, сырой стене подземелья и выставил вперёд осиное жало.

Животное зашевелилось. Большое жёсткое тело, словно составленное из широких костяных колец, задвигалось. Со стен пещеры с шумом посыпалась земля.

«А что, если напасть на него сзади?» — подумал Иван Гермогенович.

Но и сзади животное было неуязвимо. Два перепончатых крыла, сложенных вместе, прикрывали туловище крепкой броней.

«Но кто же это? Кто?»

Профессор приподнялся на цыпочки, вытянул шею и вдруг с ужасом увидел две пики с острыми шипами, которые волочились по земле, как два хвоста.

— Подземный сверчок! Медведка! — прошептал Иван Гермогенович.

Медведка шумно ворочалась в подземелье, разгребала лапами землю и подвигалась все ближе и ближе к профессору.

«Питается личинками насекомых, земляными червями, — вспомнил профессор, — значит, сожрёт и меня».

Беспомощно оглядываясь по сторонам, Иван Гермогенович начал осторожно отступать в тёмный угол пещеры, стараясь держаться как можно дальше от медведки.

«Надо обойти её!» — подумал профессор, пробираясь вдоль стены в тыл своего врага.

Медведка повернулась. Она повела усами, точно принюхиваясь или прислушиваясь.

Профессор затаил дыхание.

Медведка опустила усы и, неуклюже загребая лапами-лопатами, кинулась прямо на профессора.

Иван Гермогенович помчался назад и встал на старое место.

Нет! Не так-то легко обмануть медведку под землёй. Ведь она здесь чувствует себя, как рыба в воде.

Нет! Не убежать! Надо драться!

Иван Гермогенович остановился и, решительно вскинув копьё на изготовку, приготовился к бою. Он отступил назад. Локти его коснулись стены, и тут он внезапно почувствовал под локтем пустоту.

Он проворно повернулся. Прямо перед ним зиял вход в широкую тёмную нору.

Профессор перевёл дыхание.

Куда ведёт этот тоннель? Кто вырыл его? Не скрывается ли здесь новая опасность?

Но об этом сейчас некогда было думать…

«Спрятаться, уйти, зарыться глубже в землю!» — мелькнуло в голове профессора, и он, не раздумывая, юркнул в нору.

Спотыкаясь и ударяясь больно о камни, Иван Гермогенович стал пробираться в полной темноте, ощупывая дорогу руками.

Тоннель оказался длинным. Он то спускался вниз, то поднимался вверх, то поворачивал вправо, то круто уходил влево и становился всё уже и уже.

Приходилось низко нагибаться, а кое-где даже ползти на четвереньках, волоча за собою копьё.

Но все это были пустяки. Со всеми этими неудобствами профессор готов был примириться. Он согласен был ползти целый день даже на животе, только бы уйти от проклятого сверчка! Только бы спрятаться куда-нибудь!

Но казалось, уйти от медведки невозможно. Она шла по горячим следам неотступно, и профессор ясно слышал за собой нарастающий шум погони.

Лишь только Иван Гермогенович проскользнул в тоннель, медведка остановилась, пошарила усами по стенам пещеры и замерла, как бы раздумывая: куда же скрылся этот странный и такой проворный червяк?

Усы медведки беспокойно задвигались. Они ощупывали пол, стены, потолок и вскоре обнаружили вход в нору.

Медведка просунула туда голову, тяжело задышала.

Тут он, что ли?

Она постояла немного на месте, постукивая лапами, а потом решительно втиснула своё громоздкое тело в нору и, быстро загребая землю, поползла по тоннелю.

Медведка продвигалась как горячий гвоздь в куске сливочного масла. Она шла, пробивая своим телом рыхлую землю, буравя её с непостижимой быстротой.

Профессор услышал позади, за своей спиной, прерывистое дыхание, и вдруг на плечи его опустились жёсткие усы медведки.

Они ощупывали его, скользили по лицу, по рукам.

Иван Гермогенович вскрикнул. Быстро повернувшись, он ударил копьём по усам и полез дальше.

Неровные стены узкого тоннеля больно царапали бока, плечи, локти.

Тоннель стал таким тесным, что Иван Гермогенович с большим трудом подвигался вперёд.

От плесени и сырости дышать было трудно.

Профессор обливался потом. Сердце его стучало. Руки и ноги дрожали.

Чем дальше, тем труднее было пробираться по тесному подземному коридору, но профессор уже не слышал за спиной прерывистого дыхания медведки. Она осталась где-то далеко позади, и теперь Ивану Гермогеновичу казалось, что он ушёл от погони.

Упираясь в землю локтями и коленками, профессор полз, напрягая все силы, тяжело дыша, еле сдерживая кашель. И вдруг перед ним выросла стена земли. Дальше хода не было.

Тоннель кончался тупиком.

Иван Гермогенович вздрогнул: «Неужели смерть? Но кто же тогда спасёт Карика и Валю?»

Обливаясь потом, он торопливо шарил в темноте, но руки всюду натыкались на плотные земляные стены.

Что же делать?

Он сидел в норе, как в ловушке. Сзади наступает медведка, впереди — глухая стена.

Что можно предпринять в таком безвыходном положении?

Иван Гермогенович почувствовал, как по телу его поползли мурашки. Руки и ноги похолодели. Во рту пересохло.

— Ну нет, — сказал решительно профессор, — мы ещё посмотрим, кто кого. Ты — большое, сильное животное, но ведь я человек. Я буду драться с тобой и буду победителем.

Час назад Иван Гермогенович мог бы раздавить пальцем медведку, а теперь нужно собрать все свои силы, да и то он не может сказать с уверенностью, чем кончится бой.

Иван Гермогенович повернулся назад и, прижимаясь к плотной земляной стене тупика, выставил вперёд копьё.

— Буду бить прямо в нервный узел, под глаз, — громко сказал профессор.

Но тут в голове его мелькнула мысль, от которой он содрогнулся: «А как же я выйду отсюда, если убью медведку? Ведь она закупорит тоннель своей огромной тушей. Как убрать с пути такое громадное чудовище?»

Думать, однако, было некогда.

Все громче и громче нарастал подземный шум. Медведка была совсем близко.

Прошла минута, другая.

— Прочь! Прочь! — закричал Иван Гермогенович, размахивая копьём и стараясь криком напугать медведку.

Земля с гулом рухнула. По стенам тоннеля пронёсся шорох Шершавые усы медведки протянулись к профессору, ощупывая в темноте его голову и плечи. Иван Гермогенович рванулся назад и принялся наносить чудовищу по голове бессчётные удары копьём.

— Вот! Вот! Вот! — хрипло кричал профессор. Медведка не ожидала такого нападения. Пятясь, она поползла назад.

— Ага! Ага! — закричал Иван Гермогенович, смело бросаясь на врага.

Медведка протянула усы. Профессор ударил по ним наотмашь кулаком и, громко ругаясь, погнал животное по тоннелю.

Он, не переставая, бил медведку по голове копьём, стараясь попасть острым концом в нервный узел. Но вдруг медведка втянула голову под щит, и копьё застучало по роговой крышке без всякого толку.

Чудовище остановилось. Видно, копьё больше не беспокоило его. Профессор понял: битва проиграна.

Шевельнув широкими лапами, медведка перешла в наступление.

Профессору пришлось теперь снова отступать.

Размахивая копьём, он стал медленно отходить в конец тоннеля, пока не почувствовал сзади плотную стену.

«Вот и конец!» — подумал Иван Гермогенович.

Закрыв устало глаза, он втянул голову в плечи и весь сжался в комок.

Вдруг он услышал над головой шум. Потолок норы трещал, как будто его сверлили сверху. На голову Ивана Гермогеновича посыпалась земля.

Потолок лопнул. В норе на одно мгновение мелькнул мутный свет, профессор увидел кусок далёкого синего неба, но тотчас же, закрывая щель, сверху спустилось в тоннель что-то вроде огромного стручка.

— Что это? — крикнул профессор, схватив стручок руками.

Стручок вздрогнул и начал быстро подниматься вверх.

Профессор понял только одно: этот стручок пришёл оттуда, где было солнце, и он должен выйти к солнцу из-под земли вместе с ним, с этим стручком.

Он ещё крепче обхватил стручок руками и ногами и в ту же минуту пробкой вылетел из-под земли.

Солнце ослепило его. Профессор зажмурил глаза.

— Спасён! Спасён! — обрадовался Иван Гермогенович.

Но не успел он разжать руки, как какая-то непонятная сила подбросила его вверх, потом швырнула вниз, потом опять вверх. Профессор взлетал, как мячик, и снова падал на землю.

Надо было скорее избавиться от прыгающего стручка. Профессор разжал руки. Вертясь в воздухе, он полетел на землю и кубарем покатился по камням.

Вскочив на ноги, Иван Гермогенович увидел неподалёку зелёное чудовище, сверкающее на солнце. Оно стояло, расставив длинные ноги, покрытые острыми шипами-шпорами. Могучие голени поднимались углами над гигантским туловищем. Толстый, изогнутый хвост, почти вдвое длиннее самого животного, лежал на земле.

— Ах, вот это кто! — пробормотал профессор, потирая ушибленные бока. — Значит, это ты спас меня? Ну спасибо, дорогой! Спасибо!

Услышав голос профессора, животное повернуло к нему сплюснутую большеротую голову, шевельнуло усами неимоверной длины.

— Из какого же ты семейства, мой спаситель? — вежливо спросил Иван Гермогенович.

Зелёное, точно покрытое блестящим лаком животное пошевелило ногами.

— Ах, вот ты кто! — закричал профессор. — Ты слушаешь меня ногами? Так, так. Понятно. Ты зелёный кузнечик. Ну что ж, спасибо, дорогой! Спасибо, что выручил из беды.

Кузнечик снова шевельнул ногами. Продольные слуховые щели его передних ног повернулись к профессору. Кузнечик, видимо, прислушивался.

Теперь профессору стало понятным всё, что произошло с ним.

В это время года самки кузнечиков буравят землю, чтобы спрятать глубоко в почву свои яйца. Весной из этих яиц вылупятся личинки кузнечика. Они вылезут на поверхность земли и примутся уничтожать гусениц, бабочек, мух. На счастье профессора, самка пробуравила землю как раз в том месте, куда загнала его медведка.

Но кузнечик не успел положить яйца. Коснувшись яйцеклада, Иван Гермогенович, конечно, сильно испугал самку, поэтому-то она так поспешно выдернула из-под земли свой хвост-яйцеклад.

— Извини, пожалуйста, — весело сказал Иван Гермогенович, — извини, что помешал тебе.

Кузнечик подпрыгнул. Расправив сверкнувшие на солнце крылья, он исчез в зелёной чаще травяного леса.

— Прощай! Счастливого пути! — крикнул Иван Гермогенович, помахав кузнечику рукой.

Профессор остался один. Он стоял, оглядываясь, поглаживая седую бороду.

— Однако, — забормотал Иван Гермогенович, — куда же ты затащил меня, зелёный скакун? Где же пруд? Как пройти к нему? Направо мне идти или налево?

Вокруг шумел лес. Но только сейчас профессор заметил, как не похож этот лес на травяные джунгли.

Тут не было искривлённых бамбукоподобных деревьев. Длинные, слегка изогнутые стволы тянулись вверх, словно гигантские свечи. Профессор, взглянув на кроны, удивлённо заморгал. Там, на головокружительной высоте, тихо покачивались огромные белые шапки. Каждое дерево стояло, как длинная жердь, на которую нахлобучили сверху гигантскую белую папаху,

— Какие же это? — прищурился Иван Гермогенович.

Он подошёл поближе к стволам и вдруг остановился как вкопанный. Прямо на его глазах белое пушистое облако сорвалось с вершины одного дерева и внезапно исчезло. Оно как будто растаяло в воздухе.

Неожиданно к ногам Ивана Гермогеновича сверху упало тяжёлое продолговатое ядро.

Профессор нагнулся. Из головки ядра торчал длинный тонкий хлыст, на нём трепетал пушистый парашют.

— Ах, вот что! — закричал профессор. — Да ведь это же… Но как я сразу не догадался?

Он внимательно оглядел высокие, странные деревья, потом подошёл к одному из них и попытался подняться по стволу наверх. Охватив дерево руками и ногами, Иван Гермогенович начал подниматься к вершине.

Ствол дерева был толстый и липкий. Руки и ноги приклеивались к нему, но профессор только порадовался такому неудобству. Ведь если бы дерево было гладким, ему было бы трудно подняться вверх.

С трудом отдирая руки и ноги, тяжело дыша и обливаясь потом, он полз по стволу, как муха по клейкой бумаге, бормоча под нос:

— Так, так! Прекрасно! Мне положительно везёт сегодня.

Вначале подъем был трудным, но чем выше поднимался профессор, тем тоньше становился ствол и тем легче было передвигаться. Ветер раскачивал дерево, и вместе с деревом качался Иван Гермогенович, в страхе поглядывая изредка на землю.

Но вот и верхушка дерева: белая пушистая шапка.

Профессор протянул руку, приготавливаясь перебраться со ствола на крону, как вдруг по его руке скользнуло что-то мягкое.

Иван Гермогенович прижался к стволу. Вокруг него неожиданно захлопали крылья, воздух загудел. Перед глазами профессора понеслись, приплясывая, крылатые животные.

Перепуганный профессор втянул голову в плечи.

«Сожрут! Непременно сожрут, разбойники!» — тоскливо подумал он; однако, взглянув на крылатых животных, сразу же успокоился.

— Уф! Какой я всё-таки трус! — вздохнул с облегчением Иван Гермогенович.

Расправив длинные, тонкие ноги, животные кружились вокруг дерева, трепеща прозрачными жёсткими крыльями. Их длинные хвосты задевали лицо профессора, скользили по всему телу.

— Подёнки! Всего только подёнки! — пробормотал Иван Гермогенович и, ухватившись руками за мясистые листья кроны, спокойно полез на вершину удивительного дерева.

Подёнки только с первого взгляда казались великанами. На самом же деле они были немногим больше профессора. Казались же они гигантскими только потому, что сзади у них развевались хвостовые нити, похожие у одних на вилку, у других — на циркуль.

Хвостовые нити были вдвое длиннее туловища.

«Ишь как пляшут! — подумал профессор. — Неужели скоро станет темнеть?»

И, не обращая больше внимания на крылатых плясунов, Иван Гермогенович вскарабкался на самую крону.

Бояться подёнок у него не было причин. У этих насекомых нет даже рта. Их жизнь так коротка, что им вовсе не нужно заботиться о пище. Они появляются на свет, чтобы проплясать в тёплом воздухе свой единственный в жизни танец.

В весёлом хороводе весь день кружатся подёнки, без устали размахивая крылышками, а когда наступают летние сумерки, спускаются на воду, кладут здесь яйца и уже никогда больше не поднимаются вверх. В эти дни трупы подёнок рыжими коврами покрывают реки.

Течение несёт миллиарды безобидных существ, мчит их вдоль крутых и пологих берегов, но к устью реки не доплывёт ни одна подёнка. Всех их пожрут по дороге рыбы и птицы.

Незавидна участь подёнки. Сплясать и быть съеденной — только за этим они и приходят в наш мир!

Окружённый хороводами подёнок, Иван Гермогенович стоял на макушке дерева, чем-то похожей на купол. Вся её покатая поверхность была сплошь усажена тёмными блестящими ядрами. От каждого ядра поднимались вверх гибкие стебли с парашютами на концах. Они шумели над головой профессора, как весенний сад.

Время от времени то одно, то другое ядро, вздрогнув и качнувшись, отрывалось от купола и с минуту висело над кроной. Порыв ветра подхватывал парашют, и тогда ядро уплывало по воздуху вместе с пушистым парашютом и стеблем.

Профессор потрогал стебли руками и принялся за работу.

Выбрав десяток самых крупных парашютов, он оторвал их от ядер. В руках у него появился пучок зонтиков с пушистыми облачками на концах. Парашюты так и рвались вверх, приподнимая Ивана Гермогеновича над кроной; и ему пришлось напрягать все силы, чтобы удержаться на месте.

Потом Иван Гермогенович быстро сорвал ещё пару парашютов и, резво подпрыгнув, повис в воздухе. Некоторое время он висел, болтая ногами, но лишь только дунул ветер, парашюты весело зашумели над его головой.

Воздушный поток подхватил профессора и понёс над лесом.

— Замечательно! Просто замечательно! — засмеялся Иван Гермогенович, раскачиваясь в воздухе, словно маятник. — Вот уж никогда бы не подумал, что мне придётся летать на пушинках одуванчика.

Странные деревья с белыми шапками выглядели теперь с поднебесной высоты как самые обыкновенные одуванчики.

Лес казался похожим на простую луговую траву.

Профессор огляделся по сторонам. Вокруг простирались травяные джунгли, песчаные пустыни.

Вдалеке, на высокой горе Иван Гермогенович увидел высоченный столб, на котором развевалось красное полотнище.

— Ага! Мой шест! — прошептал он, довольно улыбаясь.

Ещё дальше и правее синела широкая водная гладь,

— А вот и пруд! Прекрасно! Теперь я знаю направление.

Ветер трепал пушистые парашюты. Ныряя в воздухе, Иван Гермогенович летел над лесами и полями, зорко смотря вниз. Но вот встречный воздушный поток подхватил Ивана Гермогеновича и понёс его прямо к пруду.

— Эге! Так я и утону, пожалуй! — нахмурился профессор. — Надо опускаться, пока меня не унесло в открытое море.

В эту минуту Иван Гермогенович пролетал над солнечной поляной. Место было удобное для спуска. Он решил приземлиться.

Выпустив из рук один за другим несколько парашютов, профессор прошёл бреющим полётом над землёй и медленно стал снижаться. И вот трава уже снова превращается в дремучий лес, а узенький ручеёк — в широкую и бурную реку.

— Гоп-ля! — вскрикнул профессор, выпуская из рук разом два парашюта.

Его помчало над рекой. Профессор свесил голову, отыскивая удобное место для посадки, и вдруг увидел плывущих по реке Карика и Валю. Волны кидали их на камни, тащили по течению; они переворачивались в воде, как поленья.

— Дсржи-и-и-тесь! — закричал профессор сверху.

Выпустив из рук последний парашют, он камнем полетел в пенящуюся воду.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Спасение утопающих. Дорога к фанерному ящику. Живые форточки. Путешественники встречают стада травяных коров. Грустные воспоминания. Нападение воздушной черепахи.

Сильное течение валило профессора с ног.

Он падал то на одно, то на другое колено; вода сбивала его, покрывала с головой, но он снова поднимался и, осторожно переступая с одного камня на другой, двигался дальше.

Карик и Валя лежали у него на руках. Глаза их были закрыты, руки беспомощно мотались, ноги волочились по воде.

— Ничего, ничего! — шептал профессор, тяжело дыша. — Всё будет хорошо! — И он ещё крепче прижимал ребят к себе.

Но вот наконец и берег.

Профессор опустил Карика и Валю на землю, сел на корточки и принялся растирать ребят ладонями.

— Да ну же, ну! Что вы, в самом деле? — бормотал Иван Гермогенович.

Он сгибал им руки, ноги, перевёртывал то вверх, то вниз лицом. Но всё было напрасно. Ребята лежали неподвижно, закрыв глаза и плотно стиснув побледневшие, подёрнутые мертвенной синевой губы.

— Ну что мне с вами делать? — нахмурился Иван Гермогенович.

Он потёр ладонью лоб и вдруг весь просиял.

Профессор вспомнил старый, теперь уже забытый способ спасения утопающих. Быстро вскочив, он схватил Валю за ноги, приподнял над землёй и с силой начал трясти.

Изо рта, из носа Вали хлынула вода. Валя застонала.

— Стонешь! — обрадовался Иван Гермогенович. — Прекрасно! Значит, будешь жить!

Положив девочку на землю, он принялся за Карика.

— Р-раз! Два!

Изо рта Карика вырвались мутные потоки.

— А теперь полежи и ты.

Отплёвываясь и кашляя, ребята открыли глаза. Они смотрели, ничего не понимая.

Перед ними стоял Иван Гермогенович. Живой, настоящий Иван Гермогенович. Большой, бородатый, такой, каким они привыкли видеть его каждый день.
От радости ребята не заметили даже, как странно одет профессор. Они видели только его добрые, смеющиеся глаза, его растрёпанную седую бороду.

— Иван Гермогенович! — закричала Валя.

Она бросилась к нему и заревела от радости.

— Ну, ну, ну! — смущённо кашлянул профессор и погладил девочку по голове. — Теперь-то плакать зачем?

Валя размазала кулаком по лицу слезы и улыбнулась:

— Это… Это… вода выходит… Сколько её налилось!…

— Много, — согласился Иван Гермогенович. — Ну, а теперь, друзья мои, скажите мне: кто разрешил вам хозяйничать в моём кабинете?

Ребята опустили головы.

— Ах, молчите! Вы разучились разговаривать?

Ребята вздохнули.

Мокрые, несчастные, они стояли перед профессором, не смея взглянуть на него.

Карик так низко опустил голову, что его подбородок упёрся в грудь, покрытую липкой грязью.

И вдруг Валя захохотала:

— Ой, Иван Гермогенович, какой вы смешной в этих… верёвках. Зачем вы так обмотались?

— Во-первых, это не верёвки, а паутина, а во-вторых, ничего смешного я тут не вижу.

— Но почему они такие толстые? Паутина же совсем не такая.

— Паутина такая же, но вот мы теперь стали другими, потому тебе и кажется, будто это верёвки. — Профессор строго посмотрел на Валю и сказал ворчливо: — Ты спрашиваешь, зачем обмотался? Такой костюм защищает меня от солнечных лучей, от царапин и ссадин. В нём я не буду мёрзнуть ночью, в нём можно спать на сырой земле, не опасаясь простуды. А кроме того, не привык я ходить раздетым.

— А где вы достали столько вере… паутины?

— Это мой первый охотничий трофей, — с гордостью ответил Иван Гермогенович и рассказал о встрече с пауком, о битве паука с осою. — Вот так я, друзья, приоделся и вооружился копьём — жалом осы.

— А где же ваше копьё?

— К сожалению, копьё пришлось оставить в подземелье после битвы с медведкой. — И профессор снова начал рассказывать о своих приключениях, о встрече с навозным жуком, с медведкой, с зелёным кузнечиком. Он говорил, не замечая, как ребята уже клюют носом. Они так много пережили за несколько часов жизни в незнакомом мире и так устали, что оба сейчас хотели только спать. — Но все хорошо, что хорошо кончается, — бодро сказал профессор. — Теперь мы вместе направимся домой. Однако и вам придётся одеться. Посмотрю, на кого вы сами будете похожи в паутинных костюмах.

— Я не хочу в паутину, — сонно пробормотала Валя. — Я боюсь пауков.

Карик приоткрыл слипающиеся глаза и спросил:

— А паутина не ядовитая? Я читал недавно про ядовитых пауков. От ядовитых пауков можно… эту… паутину… чтобы одеться?

— Глупости, — отмахнулся Иван Гермогенович. — В нашей стране только два ядовитых паука живут. Тарантул и каракурт. Но они живут далеко от нас. На юге. Да и вообще их не так уж много во всём мире. Всего шесть видов. В Северной Америке можно встретить паука «чёрная вдова», в Южной Америке — ядовитого мико, на Мадагаскаре — меноведи и в Новой Зеландии — катипо. Вот эти пауки действительно весьма ядовитые. Укусы их смертельны и для животных, и для человека. Правда, учёные знакомы только с тридцатью тысячами видов семейств пауков. Вполне возможно, что есть и другие ядовитые пауки. Среди ещё не изученных и не известных науке видов…

Тут Иван Гермогенович услышал дружный храп.

Профессор повернулся к ребятам. Карик и Валя сидели, свесив головы на грудь, и крепко спали, причмокивая во сне губами.

— Не понимаю, — обиженно проворчал Иван Гермогенович, — как можно заснуть в такую минуту, когда можно узнать много интересных сведений о замечательном семействе пауков… Ах, бедняжки, бедняжки, они не подозревают даже, как много потеряли, заснув раньше, чем услышали мои рассказы о пауках.

И в самом деле, разве можно было спать, попав в такой мир, где на каждом шагу сидят, плавают и даже летают пауки?

Профессор собирался рассказать и о том, как пауки путешествуют по воздуху, выпуская из брюшка лёгкие паутинки. Ребята могли бы узнать о замечательных массовых полётах пауков в Южной Америке, где осенью все небо кажется застланным паутиной. Так много появляется в это время молодых пауков, летающих над землёй в поисках постоянного места охоты.

А разве не интересно было бы Карику и Вале послушать рассказ о замечательном пауке нефиле, о самом красивом, самом нарядном пауке, который живёт на Мадагаскаре?

О, если бы они знали, какая у этого красавца золотая грудка, какие прелестные огненно-красные ноги в чёрных чулочках и какая ценная паутина у него.

Местные жители изготовляют из серебристой паутины нефил такие тонкие и такие прочные сети, что ими можно ловить и птиц, и рыбу. А женщины Мадагаскара делают из этой же паутины чудесную воздушную ткань, которая по лёгкости и прочности превосходит даже шёлк.

Правда, в нашей стране нет пауков нефил, но у нас есть тысячи других видов пауков, не менее полезных, чем нефилы.

Пусть у наших пауков нет красивой прочной паутины, но зато они охраняют здоровье человека, пожирают миллиарды миллиардов вредных мух.

А что такое муха? Ах, если бы ребята узнали, какая это вредная, опасная тварь! Ведь одна пара мух может расплодиться за одно лето так, что вся земля покроется слоем мух в 14 метров толщины. Муха не только плодовита, она и опасна для человека. На своих щетинках мухи переносят такие болезни, как туберкулёз, брюшной тиф, дизентерию, яички многих паразитов, в том числе самых страшных для человека — яички аскарид. Одна из мух — она называется вольфартова муха — откладывает в ранки, в нос, в уши личинки, которые разрушают кровеносные сосуды человека. Муха кохломиа-американка впрыскивает в глаза людей сразу по двести личинок. И эти личинки разъедают глазные мышцы человека, вызывают слепоту. Вместе с солёной рыбой и сыром в кишечник человека проникает серная муха и грызёт кишечник, пока человек не умрёт.

— Ах, дети, дети, — грустно вздохнул огорчённый профессор, — ну как вы можете спокойно спать в этом незнакомом мире, не зная, кто населяет его и какие серьёзные опасности вам могут встретиться на пути к дому. Чтобы не погибнуть, вам нужно отлично знать всех жителей этого мира, их нравы и повадки. И не только для того, чтобы добраться живыми до дома, но и чтобы не умереть от голода и холода.

Но профессор не мог долго сердиться.

— Ладно, — сказал он, хмуря густые брови, — дорога нам предстоит долгая, и я ещё успею рассказать ребятам всё, что им необходимо знать для жизни в этом мире. А теперь, пожалуй, и я подремлю.

Профессор оторвал от незабудки лепесток, прикрыл им спящих ребят, а потом растянулся рядом с ними на земле и заснул богатырским сном.

Иван Гермогенович и ребята спали почти два часа. Первой проснулась Валя.

Протирая кулаком глаза, она сказала сонным голосом:

— Не буду я одеваться в паутину. Профессор вздрогнул, открыл глаза. Посмотрев по сторонам, он проворно вскочил на ноги.

— Кажется, мы немножко вздремнули, — сказал Иван Гермогенович. — Но это неплохо! Сон освежает человека, даёт ему силу и бодрость! Карик, вставай быстро!

Карик потянулся, сладко зевнул.

— Ох, и страшный же сон я видел, — сказал он. — Снилось мне, будто мы все уменьшились и будто… — Но тут он взглянул на странную одежду профессора, на Валю, на пролетающую над головами крылатую зверюгу, большую как корова, и смущённо пробормотал: — Что же нам делать теперь?

— Как это — что? — удивился Иван Гермогенович. — Подниматься и шагать! Ну-с, собирайтесь быстро — и вперёд в путь-дорогу!

— А куда?…

— Что — куда? Куда идти? Домой, конечно!

— Домой, домой! — весело закричала Валя. Подпрыгнув, она захлопала в ладоши.

— А далеко от дома, Иван Гермогенович? — спросил Карик. — За час мы дойдём?

— Час? Ну нет.

Профессор покачал головой.

— Нам теперь и за десять часов не дойти… Ведь мы находимся почти в десяти километрах от нашего дома.

— Ой, хорошо как! — запрыгала Валя. — Мы бегом пробежим такое расстояние. За один час добежим.

— Гм… — смущённо кашлянул Иван Гермогенович. — Когда-то, то есть ещё сегодня утром, мы, конечно, могли бы пройти десять километров за два часа. Это верно! Но сейчас нам придётся идти несколько месяцев.

— Как? — удивился Карик.

— Почему? — широко открыла глаза Валя.

— Да потому, что за час мы пройдём самое большое метр или полтора. Вы забываете, что раньше каждый наш шаг равнялся полуметру, а теперь он равен ничтожной доле сантиметра.

— Как? Разве мы все ещё маленькие?

Валя быстро оглянулась.

Вокруг стояли странные деревья с зелёными узловатыми стволами. По берегу реки бродило какое-то крылатое существо поменьше телёнка, но много больше барана. В воздухе, как нарочно, над головами промчалось огромное, точно автобус, заросшее чёрной шерстью животное.

Ребята удивлённо переглянулись.

Что же это значит? Профессор настоящий, а вокруг по-прежнему все необыкновенное, ненастоящее.

— А… а как же так? — растерянно замигал ресницами Карик. — Ведь вы же настоящий, большой… Какой вы, настоящий или ненастоящий?

Профессор улыбнулся.

— И настоящий, и ненастоящий, — сказал он. — Но ты подумай сам: ведь я и раньше был выше вас ростом, — значит, и в этом малом мире я имею право быть таким же. Ясно?

— Ясно! — нерешительно ответил Карик. Но профессор понял по глазам Карика, что ему ничего ещё не ясно.

— Представь себе, — сказал Иван Гермогенович, — что жидкость, которую я изобрёл, выпил бы ты, я, слон, лошадь, мышь и собака. Все, понятно, уменьшилось бы в сотни тысяч раз, но для нас, людей, слон по-прежнему был бы большим, каким мы привыкли видеть его в зоологическом саду, а мышь, ну что же, мышь так и осталась бы крошечной, только в сотни тысяч раз меньше обыкновенной мыши. Но всех нас, вместе со слоном, лошадью, собакой и мышью, настоящий человек без труда посадил бы к себе на ладонь.

— Понимаю, — кивнул головой Карик.

— А я не поняла… — сказала Валя.

— Что тебе не понятно?

— Я не понимаю, как вы узнали, где мы находимся.

— Расскажу и об этом, но не сейчас, — сказал профессор, похлопав Валю по плечу. — Дорога у нас длинная, идти придётся долго, успеем поговорить обо всём в пути. Вы расскажете, что видели и что узнали, а я расскажу, как нашёл вас… Сейчас же вот что, друзья мои… По дороге к дому мы, возможно, потеряем друг друга, в таком случае каждый из вас должен сам найти дорогу домой… Идёмте за мной… Прежде чем мы двинемся в путь, я должен вам кое-что рассказать.

— Но мы не хотим потеряться! — сказала Валя, хватая Ивана Гермогеновича за руку.

— Очень хорошо. И всё-таки… На всякий случай… Мало ли что может случиться.

Профессор подхватил ребят под руки и быстрыми шагами поднялся на пригорок.

Ребята вприпрыжку бежали, чтобы поспеть за ним.

— Видите? — спросил профессор, протягивая руку.

Вдали над густыми зарослями травяных джунглей поднимался в небо, как высоченная труба, огромный столб. Наверху в синем воздухе развевалось огромное красное полотнище.

Столб стоял среди леса, но его можно было видеть так же хорошо, как одинокую сосну в степи.

— Это моя мачта! — сказал Иван Гермогенович. — Я поставил её вместо маяка.

— Зачем?

— А вот слушай… Где бы мы с вами ни были, мы всегда сможем увидеть наш маяк. Стоит только взобраться на вершину травинки, и…

— Понятно, понятно! — закричали ребята.

— Ну, остальное все очень просто… Внизу, около мачты, я оставил небольшой фанерный ящик. Он плотно закрыт со всех сторон, надёжно защищён от дождей и солнца. А для того чтобы мы могли попасть в него, я прорезал сбоку, в одной из стен ящика, небольшую дырочку.

— А зачем попасть?

— Когда мы доберёмся до ящика, мы влезем в него и там найдём коробку с белым порошком… Это, друзья мои, увеличительный порошок… Достаточно каждому из нас проглотить пригоршню этого порошка, как мы снова превратимся в больших, настоящих людей. Понятно?

— Ой! — вырвалось невольно у Вали. — А вдруг кто-нибудь унесёт ящик?

Профессор смутился. Он и сам уже думал об этом. Но стоило ли говорить сейчас ребятам про свои тревоги?

Погладив бороду, профессор сказал уверенно:

— Ерунда! Ну кому понадобится старый фанерный ящик? Насколько мне известно, здесь, в этих краях, вообще очень редко встречаются люди. И… и вообще, довольно болтать, не будем терять понапрасну время. В дорогу, Друзья мои! Вперёд! Ну, выше головы! Руку, Карик! Руку, Валя!

— Куда же мы сейчас?

— Туда! — махнул рукой профессор. — Курс — на фанерный ящик.

Высоко подняв голову, Иван Гермогенович зашагал к лесу. Ребята шли за ним, о чём-то оживлённо перешёптывались. Профессор услышал:

— Скажи ты!

— Почему я? Скажи сама!

— В чём дело? — спросил Иван Гермогенович, останавливаясь.

— А как же теперь мы будем спать, как обедать, завтракать? — спросила Валя.

Иван Гермогенович пожал плечами.

— Какие пустяки! Мы будем спать, как спали наши предки. На деревьях, в шалашах, в пещерах. И, право, это куда интереснее, чем спать в душной комнате. Считайте, что мы переехали на дачу. Устраивает это вас?

— А что мы будем есть?

— Ну, еды здесь сколько угодно. Можно обедать, ужинать и завтракать хоть по десять раз в день,

— А вот нас, — сказала Валя, — когда мы хотели сегодня съесть одну ягоду, кто-то ударил и сбросил в реку.

— Ударил? — удивился профессор.

— Ну да.

И Валя рассказала, как они пытались сорвать с дерева ягоду, да не долезли и свалились вниз, в бурную речку.

— Вы ели эти ягоды? — с тревогой спросил Иван Гермогенович.

— Нет! Мы не успели!

Профессор с облегчением вздохнул:

— Ну и хорошо сделали. Это были, по всей вероятности, ягоды ядовитой дафны, или, как чаще всего называют это растение, ягоды волчьего лыка.

— Но ведь мы не ели его.

— Неважно. Вы надышались ядовитыми испарениями дафны и поэтому потеряли сознание.

— Знаете, Иван Гермогенович, — решительно сказал Карик. — Мы согласны ночевать на ветке и где угодно, только…

— Только что?

Карик глотнул слюну и сказал:

— Только мы ничего ещё не ели со вчерашнего дня. И… и мы совсем не можем идти… Нам бы…

— Ну вот, ну вот, — засуетился профессор. — И как это я не догадался сразу?… Конечно, мои друзья, конечно… Прежде чем двинуться в путь, мы с вами хорошенько закусим… Хотите молока?

— Настоящее молоко?

— М-м… Не совсем, конечно, настоящее, но всё-таки молоко.

— Давайте! — протянул руку Карик.

— Только побольше! — сказала Валя.

— Идёмте! — сказал профессор.

Иван Гермогенович пошёл вперёд, разглядывая травяные деревья и что-то отыскивая глазами. Наконец он остановился под тенью травянистого баобаба, у которого были такие большие листья, что на каждом из них вполне могла бы поместиться футбольная площадка, да ещё остались бы места для зрителей.

— Вот! — протянул вверх руку профессор. — Здесь пасутся стада коров.

— Коровы на дереве?

— Ну да… У них тут что-то вроде альпийских пастбищ… Так кто же из вас полезет первым, друзья мои?

— А… а… а эти коровы не кусаются?

— Не кусаются и не бодаются. Ни зубов, ни рогов у них нет.

Карик и Валя разом бросились к дереву. За ними полез Иван Гермогенович.

Хватаясь за мягкие зелёные ветви, они карабкались, помогая друг другу, и скоро добрались до вершины могучего дерева.

Тихо покачивались, сияя на солнце, глянцевитые широкие листья, похожие больше всего на гладкие зелёные лужайки. Путешественники влезли на один из таких гигантских листьев и пошли по нему, ступая босыми ногами по мягкой мясистой поверхности. Но, сделав всего лишь несколько шагов, ребята нерешительно остановились.

— В чём дело? — спросил профессор. Валя протянула дрожащий палец.

— Что это? — показала она на поверхность листа.

— Да, да, что это такое? — спросил Карик, пятясь.

Лист был совсем как живой.

Его глянцевитая поверхность шевелилась, сжималась и растягивалась. Она была усеяна тысячами ртов, которые не то жевали что-то, не то норовили схватить Карика и Валю за босые ноги.

— Ну? Что вас смущает? — удивился профессор.

— Разве это лист? — сказала Валя. — Смотрите, что он делает, так и хочет откусить ноги. Я боюсь таких листьев.

— Какие глупости! Стыдитесь! Да это же самые обыкновенные устьица.

— Устьица?

— Ну конечно. Это же форточки листа, которые проветривают растение. Это его лёгкие, которыми оно дышит.

— А… они не могут схватить нас за ноги?

— Ясно, нет. Не бойтесь, идите за мной смело! И профессор зашагал по листу вдоль крепких жил, которыми была прошита зелёная лужайка во всех направлениях. Следом за профессором двинулись ребята.

Первой увидела коров Валя.

— Ой, смотрите! — закричала она. — Разве это коровы? Совсем не похожи. И какие зелёные!

По краям листа-лужайки бродили, перебирая тонкими, длинными ногами, зелёные животные, похожие на исполинские груши. Некоторые из них сидели, опустив на мясистую поверхность листа и глубоко вонзив в него загнутый хобот.

— Ну, вот, — сказал профессор, — знакомьтесь. Травяные коровы. Пусть не смущает вас, что они не похожи на коров. Зато молоко у них великолепное. Не хуже, чем у настоящих коров.

— А как их зовут? — спросила Валя.

— Неужели ты ещё не догадалась? Да это же тля. Самое обыкновенное насекомое. Если ты когда-нибудь читала о муравьях, то должна, конечно, знать и тлей.

— Ага, я помню! — сказал Карик. — Муравьи разводят их.

— Вот, вот, ты прав, Карик, — ответил Иван Гермогенович. — Муравьи нередко переносят тлей к себе, кормят их, ухаживают за ними.

— Как в молочном совхозе!

— Да, почти… У муравьёв тля в большом почёте. Так же, как у людей корова Муравьи доят их, питаются молоком тли и… осторожнее, пожалуйста. Не наступите на молоко.

Профессор остановился перед лужей густой жидкости.

— Я думаю, — сказал Иван Гермогенович, — доить зелёных коров не стоит. Здесь и так текут молочные реки, угощайтесь, друзья мои!

Он лёг на живот, припал губами к луже тлиного зелёного молока и, пачкая в нём бороду, сделал несколько глотков.

— Очень вкусно! Прошу! Угощайтесь!

Ребята последовали примеру Ивана Гермогеновича и с жадностью накинулись на сладкое, густое молоко.

— Ну как? — спросил профессор. — Вкусно? Понравилось?

— Лучше настоящего! — сказал Карик, с довольным видом вытирая ладонью рот.

Валя чавкала, не поднимая головы, и только мычала что-то нечленораздельное.

Наконец все насытились.

Ребята отползли от молочной лужи и растянулись на листе, точно на пляже.

Валя лежала, поглаживая живот, Карик раскинул широко руки и ноги

— Хорошо! — сказал он.

— Если вы уже сыты, идёмте! Не будем терять напрасно ни одной минуты!

— Ой нет! — торопливо сказала Валя. — Сначала отдохнём немножечко.

— Хоть полчасика! — поддержал Карик сестру Отяжелевшие ноги казались чужими. Руки лежали на мясистом листе, точно налитые свинцом. Двигаться было лень.

— Ну, хорошо! — согласился Иван Гермогенович. — Отдыхать так отдыхать. — И лёг рядом с ребятами.

Некоторое время путешественники лежали молча, жмурясь от яркого солнца, переваливаясь с боку на бок.

Над головами шумел ветер. Лист покачивало, словно люльку.

— А хорошо ведь! — пробурчал профессор. Он начал что-то бормотать, потом положил голову на лист и тихо захрапел, чуть посвистывая носом.

— Заснул, — сказала Валя.

— Пусть спит. И мы отдохнём. Валя помолчала немного.

— Мама теперь плачет, наверное! — вздохнула она.

— Ясно, плачет! — сказал Карик, хмуря брови.

Валя вздохнула ещё тяжелее, словно и сама собиралась заплакать, но в эту минуту в воздухе что-то загудело и с шумом ударилось в лист.

Лист задрожал.

— Кто это? — взвизгнула Валя.

Профессор приоткрыл сонные глаза.

По листу ползла огромная черепаха, чуть-чуть только поменьше танка. Спина черепахи блестела красным лаком. Чёрные пятна на спине сияли, точно лакированные японские тарелки.

Профессор зевнул, закрыл глаза и безмятежно захрапел.

Ребята с беспокойством поглядывали на красное чудовище, которое легко, совсем не по-черепашьи, бежало прямо на них.

Они прижались друг к другу.

Красная черепаха подбежала к ребятам, взглянула на них сверху, точно с крыши сарая, и грозно шевельнула усами…

Карик и Валя вскочили и с визгом и криком бросились бежать.

Они пронеслись мимо зелёных коров, которые мирно паслись на листе-лужайке, и подбежали к самому краю листа.

Дальше бежать было некуда.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Тяжелый поход. Кафе-буфет в травяных джунглях. Штурм лесной крепости. Битва с муравьями. Под грибом. Наводнение.

Карик и Валя стояли на самом краю листа. Внизу под ногами покачивались вершины деревьев; сквозь просветы листьев виднелась далекая земля. Прыгать вниз? Но разве можно прыгать с такой высоты? Валя крепко вцепилась в руку Карика. Красная черепаха подползла совсем близко. Еще минута - и она набросится на ребят, собьет их, схватит и съест...

- Не бойтесь! Не бойтесь! - вдруг услыхали ребята голос Ивана Гермогеновича. - Это божья коровка. Она не тронет вас. Идите сюда.

- Она не тронет? - шепнула Валя, прячась за спину Карика.

Не спуская глаз с гигантской черепахи, Карик отодвинулся от нее подальше.

- Ну, ну! Смелей! - подбадривал профессор.
Ребята круто повернулись и бросились бежать со всех ног, налетая на зеленых коров. Еле переводя дыхание, они примчались к профессору и шлепнулись с разбегу на лист, юркнув тотчас же за широкую спину Ивана Гермогеновича.

- Она же безобидная! - сказал профессор. - Напрасно вы ее боитесь!

- Безобидная, но очень страшная! - часто задышала Валя.

- Ой, смотрите, что она делает, эта безобидная! - крикнул Карик.

Божья коровка подобралась к стаду зеленых коров, остановилась и вдруг, точно лев, сшибла ударом лапы одну из них, подмяла под себя и, навалившись на корову всем телом, впилась в нее. В одно мгновение от коровы осталась только зеленая шкурка. Божья коровка принялась пожирать других. Она подминала их под себя, грызла, как семечки, брезгливо отбрасывая шкурки. Не успели ребята опомниться, как на листе не осталось ни одной тли. Сожрав тлей, божья коровка провела огромной лапой по усам и, отряхнув приставшие к ногам шкурки, подошла к самому краю листа. Тут она приподняла свой панцирь, выпустив из-под него прозрачный кремовый шлейф. С легким треском панцирь разломился на два тяжелых, похожих на корыта, крыла. Жестко шурша, развернулись еще два крыла, тонких, прозрачных. Они закрутились, затрещали, словно пропеллеры. В лицо путешественникам пахнуло ветром. Божья коровка медленно отделилась от листа и поплыла, удаляясь, над лесом.

- Вот так божья коровка! - сказала Валя. - Слопала всех и улетела.

- Ну и прекрасно! - сказал Иван Гермогенович. - Так и нужно. Это очень хорошо.

- Хорошо?

- Конечно... Тлю нужно уничтожать всеми способами. Но, пожалуй, самое лучшее средство борьбы с тлями - божья коровка... В Америке собирают эту коровку мешками и весной выпускают на огороды, где водится тля. Охотники за коровками имеют даже особые карты, на которых помечены места, где скопляются на зимовку эти полезные насекомые. Вот тут-то их и собирают.

- А зачем нужно уничтожать тлей? - спросила Валя. - У них такое вкусное молоко.

- Молоко хорошее, - согласился Иван Гермогенович, - но сама тля очень вредное насекомое, да и, кроме того, она самое плодовитое существо на свете. Если бы этого вредителя не уничтожали божьи коровки, нам, людям, было бы очень трудно бороться с тлями.

- Чем же они вредят?

- Они нападают на листья фруктовых деревьев, на цветы, на листья овощей. Словом, летом почти невозможно встретить такое растение, на котором бы не было тлей.

- И что они делают?

- Тля высасывает из растений соки. Но это еще полбеды. Хуже всего другое. Своим зеленым молоком, которое вам так понравилось, тля залепляет устьица листа, мешает ему дышать и расти. Лист, понятно, погибает. А если гибнут листья, - значит, не жди ни фруктов, ни овощей. Однако довольно болтать. Отдохнули - пора и в путь-дорогу. Пошли, друзья мои!

Но прежде чем слезть с дерева, Иван Гермогенович отыскал на горизонте далекий маяк. На западе над зарослями травяных джунглей развевался по ветру огромный красный флаг.

- Ага, - пробормотал Иван Гермогенович, спускаясь вниз, - наш путь лежит на запад. Надо держать направление на солнце.

Профессор спрыгнул на землю.

- Пошли! - крикнул он и, шагая через полянку, запел, как ветер в трубе:

Марш вперед - труба зовет, -
Бра-авые-е ребя-ята-а!
Выше голову-у держа-ать,
Сла-авные-е орлята!

Валя поморщилась, заткнула уши пальцами. Карик махнул рукой: пускай поёт. У каждого человека должен быть какой-нибудь недостаток. Профессор был только человеком.

Путешественники шли лесом.

Высокие деревья без сучьев, без веток стояли точно исполинские радиомачты.

Солнечные лучи, падая сверху, ложились на землю золотыми полосами, и земля была похожа на полосатое жёлтое одеяло.

Путешественники то карабкались на крутые, почти отвесные горы, то скатывались вниз.

Глубокие овраги сменялись высокими холмами. Лес спускался на самое дно оврагов и поднимался вверх, на хребты высоких гор.

Почва была вся изрыта, исковеркана.

Руки и ноги профессора и ребят покрылись ссадинами и царапинами.

У Вали на лбу синела большая шишка. У Карика распух нос и через всю грудь тянулся красный шрам.

Ребята пыхтели, но от профессора не отставали ни на шаг.

Солнце до боли обжигало плечи и руки. Иван Гермогенович поминутно вытирал ладонями мокрое лицо. Валя стала такая красная, как будто её обварили кипятком.

— Ну и Африка! — попробовал пошутить Карик. — Ещё один такой день — и мы начнём линять. Будем полосатые, как зебры.

Иван Гермогенович и Валя промолчали. Они шли, облизывая языком потрескавшиеся губы, и то и дело посматривали по сторонам, — не блеснёт ли где-нибудь пруд или речка.

Но воды не было.

— Пить как хочется, если бы вы знали! — не выдержала наконец Валя.

— Ну, ну, нос не вешать! — подбадривал ребят профессор. — Где-нибудь поблизости должна быть вода.

Скоро Валя совсем выбилась из сил.

— Отдохнём! — говорила она через каждые десять минут.

Путешественники останавливались, присаживались отдохнуть, но сидеть на раскалённой земле было ещё хуже, чем идти по ней. Не просидев и минуты, они снова пускались в путь.

— Н-да… — бормотал профессор, — путешествуем, точно в пустыне Каракумы. Валя шла шатаясь.

— Пить! Пить! — хныкала она.

Карик шагал как во сне, спотыкаясь и наталкиваясь на деревья.

И вдруг в просветах леса мелькнула синяя полоса.

— Вода! — закричала Валя, бросаясь вперёд.

Профессор и Карик забыли про усталость. Перегоняя друг друга, они побежали за Валей.

Лес расступился.

Среди зелёных зарослей висели огромные синие цветы, но воды и тут не было.

Валя упала на землю.

— Я не могу больше! — застонала она.

— Сейчас, сейчас! — бормотал профессор. Он подхватил Валю под руку.

— Надо идти! Идём, Валек!

Холодная, освежающая вода мерещилась ребятам и профессору на каждом шагу; она мелькала то впереди, то справа, то слева.

Обессиленные путешественники, выбиваясь из последних сил, бежали к воде, но всякий раз они находили только синие цветы.

— Пить! Пи-и-ить! — хрипела Валя.

— Пить! — шептал пересохшими губами Карик. Иван Гермогенович пошатнулся и упал лицом на землю. Ребята свалились рядом.

Они лежали, задыхаясь от жары и жажды. Мимо пробегали чудовища травяных джунглей. Они сновали взад и вперёд, словно тут был перекрёсток шумных проспектов. Но путешественники теперь не обращали на них никакого внимания. Одна гусеница прошла совсем рядом. Она даже наступила на руку Вали, но Валя и не пошевелилась.

— Пи-и-ить! Пи-и-ить! — стонали ребята. Шатаясь, профессор встал.

Надо было идти. Но куда? В какой стороне можно найти воду?

Иван Гермогенович прислонился к дереву и, опустив бессильно голову на грудь, глядел по сторонам мутным взглядом. И вдруг неожиданно, почти совсем рядом с Иваном Гермогеновичем, зашевелился земляной холм. Камни с шумом покатились к подножию холма, и вершина его развалилась надвое. В воздухе мелькнули длинные усы, из-под земли показалась огромная голова, а затем выползло тёмное тело с жёлтой каймой по краям.

— Спасены! — закричал профессор. Ребята приподняли головы с земли.

— Вставайте! Есть вода! — кричал Иван Гермогенович.

Собрав последние силы, Карик и Валя поднялись.

— Дайте… ка-ка-капельку.

— Через минуту вы получите целую речку. Нас проводит до воды мой хороший знакомый.

Профессор махнул рукой в ту сторону, где стояло, очищаясь от пыли и грязи, чудовище с жёлтой каймой. Оно было похоже на жука, но этот жук казался таким большим, как тепловоз.

— Кто это? — прошептал Карик.

— Это обыкновенный плавунец! Жук-плавунец! — сказал Иван Гермогенович таким голосом, словно он говорил об одном из своих старых знакомых. — Очень удачная встреча! Он и проводит нас до воды. Только не отставайте!

Старый знакомый Ивана Гермогеновича повёл усами так важно, будто понял, что это о нём говорят, и, повернув вправо, уверенно двинулся вперёд, подминая под себя травяные деревья.

Все сразу повеселели.

— А зачем же он сидит под землёй? Может быть, там есть подземная речка? — спросил Карик.

Иван Гермогенович с увлечением начал рассказывать ребятам о жизни и повадках этого поразительного насекомого, позабыв обо всём на свете и уже не обращая внимания ни на изнурительную жару, ни на скверную дорогу, по которой брели, спотыкаясь и то и дело проваливаясь в ямы, Карик и Валя.

Ребята слушали Ивана Гермогеновича рассеянно и только при словах «вода, водяные, водные» грустно вздыхали и ускоряли шаги.

А профессор, ничего не замечая, рассказывал:

— А размножаются эти изумительные насекомые яйцами, которые они прикрепляют к водным растениям. Через месяц из яиц вылупляется личинка, очень похожая на гусеницу, а своими наклонностями — на тигра. Эти смелые, прожорливые личинки нападают почти на всех водных жителей, даже на рыб, хотя рыбы больше этих личинок в тысячи раз. Когда же личинка вырастает, она выползает из воды на берег, находит удобное, спокойное место и зарывается глубоко под землю. Здесь личинка превращается сначала в куколку, а потом в большого, настоящего жука. Жук выходит из-под земли — вы это уже видели сами — и отправляется разбойничать в свою родную стихию — в воду.

— А как же он знает, где находится вода? — спросила Валя, облизывая пересохшие губы.

— А как знают птицы, где юг, когда улетают осенью на зимовку в тёплые края?

Профессор говорил не умолкая, он знал, что дорога становится короче для тех, кто идёт беседуя.

— Этот жук, — говорил Иван Гермогенович, — пожалуй, самое замечательное животное на земле. Встретить его можно в любом водоёме. Когда вы его увидите, присмотритесь к нему хорошенько… Запомните, друзья мои, он плывёт по воде, как глиссер, ныряет, как утка-нырок, может сидеть на дне пруда дольше водолаза, путешествует под водой не хуже подводной лодки, летает по воздуху, как самолёт, и ходит по земле, как человек. Таких животных не часто приходится встречать в нашем мире… Однажды я…

— Вода! — закричала Валя.

Не слушая больше профессора, ребята бросились вперёд.

Среди зелёных зарослей стояло неподвижное синее зеркало воды.

Жук подошёл к обрыву, бултыхнулся вниз и пропал. По зеркалу воды побежали водяные круги.

— Вода!

— Вода!

У берега озера стояли деревья с крупными голубыми цветами. Тёмные листья бросали на землю густые, прохладные тени. Карик, не останавливаясь, сбежал с пригорка, подпрыгнул и, вытянув руки, бултыхнулся в воду, как жук.

Он плескался, хватал воду ртом, брызгался, громко смеялся. Усталости как не бывало.

— Скорей! — кричал Карик. — Скорей сюда, пока я не выпил всю воду.

Ковыляя и спотыкаясь, к берегу подбежали Иван Гермогенович и Валя. Они прыгнули в воду, подняв тучи брызг, и сразу начали пить, припадая к воде потрескавшимися от жары губами.

— Ух, хорошо! — подняла голову Валя. Нос её был мокрый, по щекам и подбородку стекали капли воды.

Накупавшись вдоволь, путешественники вылезли из воды, обсушились на солнце, а потом забрались в чащу травяного леса и растянулись в прохладной тени под деревьями с голубыми цветами.

Так лежали они, не двигаясь, не разговаривая, рассматривая сквозь просветы цветов и листьев синее небо, лениво прислушиваясь к шуму травяных джунглей.

Внезапно профессор встал, поправил костюм, подошёл к дереву и вцепился обеими руками в зелёную ветку.

— Куда вы? — закричали ребята.

— Лежите спокойно. Я сейчас… Профессор полез на дерево. Ребята переглянулись.

— Полезем и мы! — сказала Валя.

— Полезем!

Они подбежали к дереву, но не успели схватиться за нижние ветки, как вверху что-то затрещало, будто там рвали крепкое полотно.

— Ловите, ребята! Карик и Валя подставили руки. Лениво кружась и покачиваясь, прямо на головы ребят опустилось большое голубоватое покрывало.

— Что это? — закричал Карик.

— Лепесток незабудки! — крикнул сверху профессор.

— А зачем?

— Как это зачем? Сошьём из лепестков костюмы, сделаем зонтики… Не знаю, как у вас, а у меня вся спина пузырями покрылась! От солнечных ожогов.

Профессор сбросил ещё несколько лепестков. Ребята подобрали их, сложили в кучу. Один лепесток Валя накинула себе на голову. Лепесток был большой, широкий. Скользнув по плечам, он покрыл её горячую спину, точно резиновый плащ.

— Ну как? — спросил Иван Гермогенович, спрыгнув с дерева на землю.

— Большой очень! — ответила Валя.

Профессор взял лепесток, повернул его в руках, сложил пополам, затем перегнул ещё раз и откусил угол зубами.

— Вот ведь крепкий какой! — сказал Иван Гермогенович, бережно развёртывая прокушенный лепесток.

Посередине лепестка оказалась неровная, с рваными краями дырка.

— А ну-ка просунь сюда голову! — сказал Иван Гермогенович.

На плечи Вали, обожжённые солнцем, легла прохладная, мягкая одежда.

Лепесток закрыл Валю от плеч до колен.

— Ничего! — одобрил Карик. — Вроде плащ-палатки.

— Не плащ-палатка, — сказал профессор, — а простой цветочный плащ! — И протянул Карику такой же лепесток. — Ну-ка, наряжайся и ты. Эти плащи спасут вас днём от солнечных ожогов, а ночью от холода.

Когда ребята принарядились, Иван Гермогенович сказал, поглаживая бороду:

— Прекрасные костюмы! Пожалуй, я тоже приоденусь в незабудочный наряд!

Он смастерил из двух лепестков незабудки отличный плащ и, накинув его на плечи, повернулся перед ребятами:

— Ну как?

— Вам очень идёт этот цвет! — сказала Валя. — Вы стали похожим…

— Ни слова больше, — поднял руку профессор. — Для нас сейчас не так уж важно, на кого мы похожи. Была бы только одежда удобной и лёгкой, защищала бы от палящего солнца. Кстати, почему бы нам не вооружиться зонтиками? Ну-ка, за работу, друзья мои. Пусть каждый найдёт палку и закрепит на ней лепесток незабудки.

— Ура! — закричала Валя и побежала искать ручку для зонтика.

Прошло всего лишь несколько минут, и маленькая компания путешественников, одетая в голубые плащи, двинулась в дорогу, как странствующий цирк.

Профессор шёл впереди, придерживая одной рукою зонтик с лепестком незабудки над головой, напевая свою любимую песню про отважного капитана.

Следом за профессором шагали Карик и Валя, теперь уже уверенные, что непременно вернутся домой, увидят свою маму, встретятся с друзьями. Никто из них и не подозревал даже, какие ещё страшные приключения поджидают их на пути к дому,

Лес остался позади. Путешественники вышли на солнечную поляну.

Высоко над головами проносились с гудением, словно самолёты, огромные крылатые чудовища. Они мчались куда-то по своим делам, сверкая прозрачными крыльями, и хотя Карик и Валя знали, что это не чудовища, а самые обыкновенные насекомые, они то и дело останавливались в испуге.

— А вы напрасно их боитесь! — успокаивал ребят профессор. — Это же только нам они кажутся такими страшными, но не такие уж они опасные для нас. Это же обыкновенные бабочки, стрекозы, жуки, подёнки. Одни питаются мухами, другие гусеницами, третьи бабочками, комарами, соком цветов. Многие летающие насекомые вообще ничего не едят. Они появляются на свет только для того, чтобы отложить яички, а затем умирают. У многих нет даже рта. Как видите, здесь так же безопасно, как на улице любого города. Я уверен, что никто из насекомых и не подумает полакомиться нами…

Профессор не договорил.

Он схватил неожиданно Карика и Валю за руки и дёрнул их изо всей силы к себе. Ребята полетели на землю. Иван Гермогенович растянулся рядом с ними.

— Тс-с-с! — зашипел профессор, прижимаясь к земле.

В ту же минуту над головами путешественников просвистело что-то и с шумом грохнулось в чащу леса.

Путешественники торопливо прикрылись зонтами.

— Кто?

— Кто это?

Профессор осторожно выглянул из-под зонтика. Неподалёку за тёмным бугром над вершинами леса сверкала на солнце чья-то блестящая зелёная спина. Она то поднималась, то опускалась, потом животное поползло в сторону, подпрыгнуло и, с треском раскрыв крылья, исчезло.

— Зелёный кузнечик! — сказал профессор, вставая и отряхиваясь.

Карик тихонько подтолкнул Валю в бок.

— А разве кузнечики — людоеды? — спросил он.

— Видишь ли, — пробормотал смущённо Иван Гермогенович, — кузнечик — хищное насекомое, и почём я знаю, что может прийти ему в голову? Осторожность ещё никому не вредила, друзья мои.

И путешественники, не торопясь, двинулись дальше.

Они шли, переходя вброд речки, переплывая небольшие пруды, пробираясь сквозь густые заросли джунглей. Иван Гермогенович показывал то на одно, то на другое травяное дерево и рассказывал ребятам интересные истории о разных растениях. И кажется, не было такой травы и такого цветка, которые росли просто так, без всякой пользы и смысла.

Вдруг Валя схватила профессора за руку.

— Смотрите! — крикнула она. — Смотрите… Кто там?

Все остановились перед густыми зарослями.

— Где? Кого ты видишь?

— Вон! Вон они! Подстерегают!

— Ничего не вижу! — нахмурился Иван Гермогенович.

Приложив к глазам ладонь козырьком, он вытягивал шею, поднимался на цыпочки, внимательно всматриваясь в густые заросли.

— И я! И я вижу! — сказал Карик. — Они круглые и шевелятся.

— Да где вы видите? — спросил встревоженный Иван Гермогенович.

Он шагнул вперёд и вдруг весело засмеялся:

— Ну, пустяки. Да вы и сами посмеётесь, когда подойдёте поближе к этим лесным чудовищам. Идёмте.

И, широко шагая, профессор двинулся к логовищу страшных животных. Ребята пошли за ним следом.

Чем ближе подходили они к лесным чудовищам, тем яснее можно было видеть висящие на травяных деревьях бурые шары. Издали они были похожи на футбольные мячи, вблизи же оказалось, что каждый из них не меньше аэростата. Стенки этих бурых аэростатов были сделаны из брёвен и кусков земли.

— Угадайте, что это? — спросил Иван Гермогенович, останавливаясь.

— О?! — закричала Валя. — Круглые дома! Смотрите, сколько тут квартирантов. Это лесная гостиница «Приют насекомого».

— Или лесной ресторан «Тайна круглого дома», — засмеялся Карик.

По толстым выпуклым стенам ползали жёлтые шестиногие животные. Они сталкивались у тёмных выходов, лениво ползли в разные стороны, потом снова сходились, ощупывали друг друга усиками и, смешно ковыляя, скрывались в тёмных коридорах круглого дома.

— Да ведь это же тли! — закричал Карик. — Но только почему они жёлтые?

— Очень просто, — ответил Иван Гермогенович. — Этот вид тли приспособился к цвету жилища… На севере все птицы и животные окрашены в белый цвет, под цвет снега, а вот на юге у животных окраска пёстрая, похожая на пёстрые краски южных лесов и степей. Разве ты не знал об этом?

— Это для того, чтобы лучше прятаться? — спросил Карик.

Профессор кивнул головой.

— И для того, чтобы прятаться, и для того, чтобы лучше подкрадываться к своей жертве. Пятнистая шкура жирафа помогает ему легче спрятаться, а полосатая шкура тигра позволяет ему незаметно подкрадываться к добыче.

Иван Гермогенович подошёл к бурому круглому дому, осмотрел его со всех сторон и даже постучал по стенкам ручкой зонтика.

— Прекрасная работа! Замечательная! Добросовестная! — сказал профессор. — Молодцы муравьи!

— Муравьи? Разве это они построили?

— Ну да.

— А почему же тут живут эти тли?

— Да потому что это — молочные фермы муравьёв…

Профессор взмахнул голубым зонтиком и сказал:

— Так же, как человек разводит коров, муравьи разводят тлей. И не только разводят, но и оберегают тлей от врагов. А чтобы шестиногих коров не смыло дождём, муравьи строят для них вот эти дома-фермы.

— А как же муравьи уносят отсюда молоко?

— Зачем же им носить? Муравьи сами приходят сюда пить молоко.

Карик весело засмеялся:

— Так это же не ферма, а кафе-буфет.

— Некоторые виды муравьёв, — продолжал Иван Гермогенович, — перегоняют тлей на зиму в муравейник и всю зиму питаются свежим молоком.

— Ловко! — свистнул Карик. — А я читал, будто муравьи засыпают зимой и ничего не едят.

— Совершенно верно. Однако не все. В некоторых муравейниках часть муравьёв бодрствует. Вот они-то и питаются молоком тлей.

— Это, наверное, белые муравьи питаются зимой! — сказала Валя. — Я тоже читала. Они — в Африке. Называются термиты.

— Ты, Валя, все спутала. Белых муравьёв не бывает. И термиты — не муравьи, хотя постройки их очень похожи на муравьиные. Термиты — ближе к тараканам, чем к муравьям.

— Значит, не бывает белых?

— Нет! Но есть чёрные, рыжие, красные, кровяные, жёлтые. Есть муравьи-скульпторы, муравьи-рудокопы, каменщики, скотоводы, земледельцы, медовые муравьи, зонтичные, муравьи-одиночки. Да всех и не перечислишь, пожалуй.

Разговаривая о муравьях, путешественники вышли к обрыву. Он круто спускался вниз, в зелёную долину, окружённую невысокими горами.

Лёгкие облака бежали над горами. Вершины гор были залиты оранжевым светом предвечернего солнца.

— Смотрите! — закричала вдруг Валя. — Египетские пирамиды! Смотрите! Смотрите же! Посреди долины возвышалась круглая гора. Она была сложена из тёмных брёвен, пересыпанных землёй. Висячие галереи огибали пирамиду, спускаясь спиралями книзу.

— Муравьи! — сказал Иван Гермогенович. — Чёрные муравьи. Хозяева молочных ферм, мимо которых мы только что прошли сейчас.

Длиннотелые, как гончие собаки, муравьи суетились вокруг муравейника. Они сновали взад и вперёд, пробегали, толкаясь, по висячим галереям, сбивали друг друга с ног, вскакивали и снова бежали. Казалось, что они были чем-то испуганы. Они хватали огромные коконы и поспешно тащили их в тёмные ходы своего жилища. Длинные белые коконы, покачиваясь, плыли над головами чёрных муравьёв.

— Это они таскают яйца! А зачем? — спросила Валя.

Профессор пожал плечами.

— Надо полагать, — сказал Иван Гермогенович, поглядев на небо, — что скоро будет дождь. Обычно перед дождём муравьи прячут коконы, или, как ты называешь их, яйца, и закрывают все входы и выходы… Но не будем терять времени понапрасну: пока муравьи заняты своим делом, попробуем перебраться через долину. Надо и нам, друзья мои, подыскать укромное местечко, где можно спрятаться от дождя.

Путешественники начали спускаться вниз. Но лишь только они сделали несколько шагов, как услышали какой-то неясный нарастающий шум.

Профессор остановился.

— Неужели уже дождь?

Он посмотрел на небо.

Оно потемнело, края его были обложены грозовыми тучами. Травяные джунгли стояли неподвижно, как будто притихли. Но дождя ещё не было.

— Что же это всё-таки шумит?

Путешественники насторожились.

Ребята с беспокойством смотрели на профессора, который внимательно прислушивался к нарастающему шуму, поглаживая седую бороду.

— Странно… Очень странно! — пробормотал профессор. — Не нравится мне этот шум, друзья мои.

Профессор и ребята спрятались на всякий случай за травяные деревья.

— Как будто сюда бежит кто-то! — сказал Карик, осторожно выглядывая из-за толстого ствола.

Шум приближался. Теперь уже можно было расслышать топот быстрых ног. Казалось, прямо на путешественников мчится перепуганное стадо коров.

Вершины далёких гор задымились.

Их застлало облако пыли.

— Вижу! — крикнула Валя. — Вот! Вот они! Смотрите! Идут! Ой, сколько их!

На волнистых хребтах появились чёрные точки.

Сначала они рассыпались вдоль хребта, потом на секунду остановились и вдруг покатились по склонам вниз.

Горы сразу потемнели. Несметные полчища каких-то животных лавиной обрушились вниз, и скоро вся долина зашевелилась, как живая. А сзади, из-за гор, все шли и шли новые и новые колонны.

— Красные муравьи! — крикнул Иван Гермогенович.

Профессор не ошибся.

Это были огромные красные муравьи. Крепкие тела их отливали медью. Они были вдвое больше чёрных. А какой у них был свирепый, воинственный вид!

Не останавливаясь, муравьи-пришельцы кинулись на штурм муравейника чёрных. Они хватались за перекладины цепкими ногами и скоро живым потоком затопили все галереи.

Навстречу свирепым муравьям выбежали хозяева муравейника.

На галереях завязался ожесточённый бой.

Красные муравьи, как стая голодных собак, рвали мирных скотоводов, убивали их, сбрасывали с галерей.

Они атаковали муравейник со всех концов.

Скотоводы защищались отчаянно. Они гибли сотнями, храбро отстаивая каждый вход в своё жилище. Но силы были неравны.

По трупам изуродованных чёрных муравьёв красные продвигались шаг за шагом вперёд и, наконец опрокинув маленьких защитников, с шумом ворвались в муравейник.

Всюду на галереях валялись убитые чёрные муравьи.

Внизу, у подножия муравейника, маленькие кучки чёрных муравьёв ещё храбро сражались с красными. Но бой уже кончился.

Красные муравьи разгромили чёрных и принялись грабить муравейник.

Победители тащили из тоннелей белые коконы и торопливо спускались по галереям вниз, где собирались беспорядочной толпой. Они были похожи на бандитов, которые, разгромив дом, тащили в узлах награбленное имущество.

— Чего они не поделили? — с недоумением спросил Карик.

— Разве ты не видишь? — шёпотом ответил Иван Гермогенович. — Красные муравьи отняли у чёрных их коконы, их детей. Теперь они отнесут эти коконы к себе в муравейник, и когда из них выйдут муравьи, они превратят их в своих рабов.

— Что-о?

Карик вскочил точно ужаленный.

— Так чего же это вы молчали всё время? Эти рабовладельцы грабят, а мы сидим сложа руки?!

Он схватил камень и, размахнувшись, пустил его с силой в толпу бандитов, которые тащили из муравейника белые коконы.

— Бейте их! Валька, чего смотришь? Не видишь, что ли?! Ах, паразиты несчастные!

В красных муравьёв полетели комья земли и камни.

Не думая об опасности, ребята выскочили из-за деревьев.

— Пли! — скомандовал Карик. И два камня со свистом врезались в толпу разбойников.

Перепуганный Иван Гермогенович схватил ребят за руки.

— Стойте! Сумасшедшие! Что вы делаете? Вы хотите, чтобы они бросились на нас?

— Ну и пускай! — нахмурилась Валя. — Пускай бросаются. Мы им покажем, как забирать рабов!

— Нам не справиться с ними! — уговаривал профессор.

— Это мы ещё посмотрим: кто кого?! — воинственно ответил Карик, обстреливая красных муравьёв камнями.

Ребята так разошлись, что их нельзя уже было унять.

Профессор, махнув рукой, отошёл в сторону. Он сел на край обрыва и, свесив ноги, стал считать сшибленных ребятами муравьёв.

Вот кто-то из ребят метко угодил одному муравью прямо в голову. Муравей зашатался и медленно, точно раздумывая, начал падать. Тотчас же в грудь его со свистом врезался второй камень. Муравей дёрнулся и затих. Кокон выпал у него из лап и покатился под горку.

К нему сейчас же подбежал другой бандит. Он уже схватил было его цепкими лапами, но камень, пущенный Валей, ударил муравья по лапе. Муравей завертелся, припадая на один бок, закружился и, прихрамывая, пополз прочь.

— Ага, не нравится! — засмеялась Валя и нагнулась за камнем.

А к брошенному кокону уже бежал третий муравей. Подхватив кокон, он быстро помчался к своей шайке.

— Шалишь! — закричал Карик. — Не отдам! И он так метко пустил камень, что с одного удара сшиб с ног и этого муравья.

Кокон далеко откатился в сторону.

— Кройте их! — крикнул Карик. — Этих паразитов ещё не так надо бить. Эх, если бы сюда привести наш пионерский отряд, мы бы показали этим рабовладельцам… Какие негодяи! Их не трогают, а они лезут… Ну-ка, все разом! Батарея, пли!

В красных муравьёв полетели увесистые камни.

— Ура! Они бегут! — радостно закричала Валя.

Она нагнулась, чтобы поднять с земли новый камень, как вдруг прямо перед ней появилась страшная муравьиная морда.

Как пробрался муравей через овраг? Почему его никто не заметил?

Схватив глыбу с земли и высоко приподняв её, она ударила муравья по голове и закричала:

— На помощь!

Муравей зашатался, но тотчас же двинулся снова на Валю.

— Ну что вы наделали! — схватился за голову профессор. — Их миллионы, а нас только трое.

Да, конечно, ребята поступили неблагоразумно, но теперь уже поздно было сожалеть о случившемся.

Профессор поднял над головой каменную глыбу и скомандовал:

— Я — спереди, вы — сбоку! Бейте по голове! По голове его!

— Урр-р-ра-а-а! — закричали ребята и бесстрашно бросились на муравья.

Профессор обрушил каменную глыбу на голову муравья, Карик и Валя подбили камнями муравьиные ноги.

Муравей вздрогнул, зашатался и упал на бок, беспомощно дрыгая ногами.

— Ура! — закричала Валя. — Победа! Вперёд! В атаку!

— Перестаньте! — крикнул Иван Гермогенович. — Какая ещё атака! Бежать надо! Спасаться, пока не поздно. Взгляните на овраг!

На помощь муравью-разведчику, подбитому путешественниками, мчались через овраг полчища свирепых муравьёв-воинов. Они бежали, ловкие, мускулистые, солнце освещало их красные сияющие бока, они, казалось, были покрыты сверкающей медью.

Профессор побледнел. Он знал, как быстро бегают муравьи. Если бы люди бегали с такой быстротой, они пробегали бы за час тысячу пятьсот километров.

Он схватил за руки Карика и Валю и сказал торопливо:

— Просто от них не убежать. Они быстрее нас в сотни раз. Но у них очень плохое зрение. Надо бежать заячьими петлями, путая следы! За мной!

Путешественники помчались, прыгая через ямы, спотыкаясь о камни.

Ветер засвистел в ушах, запел тоненько: «Не уйти-и-и-и! Не уйти-и-и!»

— Всем направо! — крикнул профессор, круто повернувшись в сторону.

Карик и Валя бросились за ним.

Несколько минут они бежали, не слыша за собою тяжёлого топота муравьёв-воинов. Казалось, они оторвались от преследователей.

Профессор оглянулся. Он увидел снующих в стороне муравьёв, явно потерявших следы, но вскоре они перестроились и снова кинулись по горячим следам профессора и ребят.

Травяные джунгли задрожали от тяжёлого гула муравьиных ног.

— А теперь налево! — крикнул Иван Гермогенович и бросился с ребятами влево, задыхаясь от быстрого бега.

Так бежали они, петляя то вправо, то влево. Иван Гермогенович с беспокойством посматривал на ребят — выдержат ли они эту гонку?

«Не уйти! — тоскливо подумал профессор. — Не уйти ни за что!»

Но что же делать? Погибать? И ребятам, и ему?

Нет, немыслимо!

А что, если остановиться и задержать муравьёв? Может быть, ребята успеют скрыться, пока он будет драться с муравьями?

Профессор как будто нечаянно споткнулся и остановился.

Увидев это, ребята тоже остановились.

— Бегите! Бегите! — замахал руками Иван Гермогенович.

Карик и Валя побежали, но, пробежав несколько шагов, снова остановились.

— Да бегите же вы, чёрт возьми! — рассердился профессор. — Бегите! Что вы стоите? Ну что? Что?

— Река! Тут река!

— Где?

Профессор подбежал к ребятам. Впереди тянулась цепь невысоких холмов. За холмами синела река.

— Переплывёте? — быстро спросил профессор, тяжело переводя дыхание.

Карик и Валя переглянулись и разом ответили:

— Переплывём!

— Конечно, переплывём!

— Тогда — вперёд! Мы спасены! Профессор взбежал на крутой холм.

— Ныряйте! — крикнул он. — Плывите на тот берег! — И, взмахнув руками, бросился с обрыва в реку.

— За мной! — услыхали ребята.

Не раздумывая больше ни одной минуты, Карик и Валя нырнули следом за профессором.

От холодной воды захватило дух. Карик выскочил пробкой на поверхность и быстро осмотрелся.

Впереди, отдуваясь и фыркая, как тюлень, плыл профессор. Лысая голова его сверкала на солнце, словно полированный бильярдный шар.

Загребая торопливо руками, Карик и Валя плыли за профессором.

Но он, кажется, не видел ребят. Он вертел головой, выпрыгивал из воды, осматривался.

— Эге-ге-ге! — кричал Иван Гермогенович. — Где вы?

— Здесь!

— Здесь!

— Не отставайте!

Карик и Валя били руками по воде. Напрягая все силы, они старались догнать Ивана Гермогеновича, но он, как видно, был отличным пловцом. Расстояние между ним и ребятами увеличивалось с каждой минутой. Профессор уже подплывал к другому берегу, а Карик и Валя были ещё только на середине.

Валя что-то крикнула. Тогда Иван Гермогенович повернул обратно и, поравнявшись с ребятами, поплыл рядом с ними.

— Ну как? — с беспокойством спрашивал он. — Не устали? Доплывёте?

— Доплывём! — еле выдохнула Валя, пуская пузыри.

Карик повернул голову назад; он больше всего боялся, как бы красные муравьи не пустились в погоню вплавь. Карик видел, как они суетились на берегу, подбегали к реке, наклонялись к самой воде, осторожно вытягивая лапы, точно собираясь плыть, но тотчас же пятились назад.

Никто из них не решался войти в воду. Измученные путешественники добрались до другого берега и, шатаясь от усталости, побрели к полосатым камням.

Ребята сели на камни.

— Вот так война! — сказал профессор, выжимая воду из бороды.

Карик и Валя промолчали.

Они смотрели не отрываясь на тот берег, где взад и вперёд бегали красные муравьи.

— А эти не плавают… муравьи? — спросила Валя, вытирая лицо руками.

— Нет! — успокоил девочку Иван Гермогенович.

— А я, — сказал Карик, тяжело переводя дыхание, — а я читал, что они, цепляясь друг за друга, устраивают мосты и так переходят через реки.

— Верно! — кивнул головой Иван Гермогенович. — Однако их не так много, чтобы они могли построить такой мост… А вообще-то…

Профессор озабоченно взглянул на обложенное тяжёлыми грозовыми тучами небо и круто повернулся к берегу.

— Нам, друзья мои, грозит другая опасность. Сейчас хлынет такой дождище… Ай-ай-ай… Мы должны укрыться где-нибудь… И как можно скорее.

Валя засмеялась:

— Так ведь мы же все равно мокрые. Чего нам теперь бояться?

— Ты забываешь, — сказал Иван Гермогенович, — что теперь первая же капля дождя сшибёт нас с ног, а следующие капли вколотят в землю. Ну-ка, друзья мои, смотрите лучше по сторонам, нет ли тут-поблизости надёжной крыши, где можно переждать дождик.

Не успели путешественники отойти от реки, как небо потемнело, над вершинами травяных джунглей прошумел холодный ветер, и частый, крупный дождь забарабанил по листьям.

Но это были только первые капли.

— Скорей! — крикнул профессор. — За мной, друзья мои!

Он кубарем покатился вниз по крутому спуску, потом быстро вскочил и побежал дальше.

Ребята помчались за профессором.

Их голубые плащи развевались от ветра. Зонтики трепетали. Тонкие ручки зонтов выгибались дугой.

Вдруг профессор круто свернул в сторону.

— Сюда, ребята! — крикнул он, подбегая к серой высокой скале, которая вздымалась над долиной, точно силосная башня.

Вверху на скале лежала огромная тёмно-коричневая глыба.

Издали всё это было удивительно похоже на исполинский гриб.

Профессор подбежал к подножию этой странной скалы и, запрокинув голову, быстро осмотрел её.

— Ну, право, это чудесно! — сказал он, потирая руки.

Карик и Валя подбежали к Ивану Гермогеновичу и разом крикнули:

— Что это?

— Что за скала?

— Не узнаете? — спросил профессор. — А ну-ка, взгляните на это чудо получше.

Скала уходила высоко в небо, и чем дальше поднималась, тем она тоньше становилась.

Вверху, на высоте десятиэтажного дома, висела круглая пористая крыша. Она опускалась, точно поля огромной шляпы, намокшей от дождя. Чёрная тень падала от крыши до середины столба.

— Гриб! — закричала Валя.

— Ну, конечно, гриб! — рассмеялся Иван Гермогенович.

— А интересно, какой гриб? — спросил Карик. — Белый, подберёзовик, мухомор, сыроежка?

Иван Гермогенович открыл рот, собираясь ответить, но тут хлынул проливной дождь. Голос профессора потонул в громовом шуме ливня.

Такого дождя ни профессор, ни ребята не видели ещё никогда в своей жизни.

В воздухе со свистом и воем проносились тяжёлые водяные шары и с грохотом падали на землю. Комья земли взлетали вверх, точно от взрыва снарядов. Не успевала грязь осесть на землю, как сотни новых водяных шаров, грохоча и воя, врезались в почву, взрывая её, разбрасывая, разбрызгивая.

Потоки воды обрушились на землю. И скоро мутная водяная завеса закрыла от путешественников весь мир.

Воздух внезапно похолодел.

Поёживаясь и поджимая ноги, профессор и ребята стояли, как гуси на льду.

Леденящий ветер поддувал сбоку, обдавая путешественников холодными брызгами.

— Хол-л-лодно! — лязгнул зубами Карик.

— Скверно, друзья мои, — сказал Иван Гермогенович, передёрнув плечами. — Этак мы совсем окоченеем. Надо найти подветренную сторону гриба. Вот что… Ты, Карик, иди направо, а ты, Валя, налево. Сборный пункт здесь. Взгляните, нет ли тут получше местечка… Ну, марш!

Выбивая зубами барабанную дробь, ребята побежали вокруг гигантского гриба.

Валя обогнула толстый выступ грибной скалы. Ветер дохнул ей в спину и пропал.

За выступом было тихо.

Тут под ногами лежали сухие жерди и бревна. Земля была тёплая. Ступая по ней озябшими ногами, Валя почувствовала, как она сразу же стала согреваться.

Это было самое сухое и самое тёплое место под грибом, но только немного темноватое. Невысоко над землёй толстая кожа гриба лопнула и свешивалась, точно навес над крыльцом, затемняя землю. Валя забралась под навес.

— Сюда! Ко мне! — закричала она. — Палатку нашла! Здесь палатка! Идите ко мне!

С разных сторон гриба подбежали к Вале профессор и Карик.

Укромный уголок под навесом им сразу понравился.

— Ну, — сказал профессор, — все хорошо, конечно, что хорошо кончается. А ведь, если бы не река, муравьи растерзали бы нас. И поделом! Они занимались своими делами, а вы напали на них, стали бросать в муравьёв камни, драться с ними, убивать их. Что же им оставалось делать? Только защищаться.

— Но они же первыми напали на бедных чёрных муравьёв, — сказал Карик. — Они же убивали чёрных, отнимали у них детей. Разве можно смотреть на такое сложа руки? Я теперь без пощады буду уничтожать муравейники рыжих бандитов.

— Вот это уж я не одобряю! Глупо! Очень глупо! Разоряют муравейники только бездельники и глупцы. Все муравьи в наших лесах — наши друзья. Они защищают леса от вредителей, помогают лесу лучше расти, и потому муравьёв надо охранять, а не уничтожать.

Профессор положил руку на плечо Карика.

— Между прочим, — сказал Иван Гермогенович, — итальянцы покупают для своих лесов гнезда муравьёв в Австрии. Полные грузовики с муравьями отгружает Австрия для лесов Италии ежегодно. А ты хочешь разорять, уничтожать муравьёв.

— Но, может быть, австрийские муравьи полезные?

— Я уже сказал: все муравьи, живущие в наших лесах, полезны. Они ежедневно уничтожают свыше килограмма вредителей.

— Каждый муравей?

— Каждое муравьиное семейство! За лето они съедают два миллиона вредных гусениц, личинок жуков-вредителей и вредных для леса бабочек. Одно семейство! А ведь в каждой муравьиной колонии живёт двадцать семейств и больше. Подумайте сами, сколько вредителей истребляет в лесах только одна муравьиная колония.

— А их много… этих лесных вредителей?

— Да немало! Более пятисот разных видов, а среди них попадаются такие, как, например, сосновый шелкопряд. Гусеница этой вредной бабочки способна полностью уничтожить огромный сосновый бор за лето.

— А сколько в муравейнике муравьёв? — спросила Валя.

— Примерно три-четыре миллиона. Вообще вполне достаточно, чтобы справиться с нами. Это вы должны знать хотя бы для того, чтобы в будущем не связываться с ними.

— Пока мы сейчас совсем крошечные — конечно, а когда снова станем большими, вряд ли они сумеют победить нас.

— Напрасно ты так думаешь, Карик! Африканские муравьи-кочевники обращают в бегство целые деревни негров. Люди бегут от них, бросая дома, имущество, запасы пищи. А ведь негры — народ храбрый. Они с копьями выходят на бой со львами и слонами. В той же Африке люди нередко отказываются собирать плоды кофейного дерева, если деревья становятся добычей муравьёв-портных.

— А что они шьют? — спросила Валя.

— Так называют муравьёв Берега Слоновой Кости. О, это очень интересные насекомые. Облюбовав кофейное дерево, муравьи-портные стягивают края кофейных листьев, соединяют их вместе, потом один муравей берет в челюсти муравьиную личинку и прикладывает её к соединённым краям листа. Личинка выпускает шёлковую нить, сшивает плотно края, и через несколько минут сшитые шёлком листья превращаются в муравьиную комнату, где они живут и выращивают своих детей. За день муравьи-портные могут превратить все кофейное дерево в гигантский муравейник. И надо вам сказать, эти муравьи так жестоко кусаются, что ни один человек не решается подойти к дереву близко.

— Значит, не все муравьи полезные?

— Полезные только лесные муравьи. Но есть муравьи и вредные. Для человека вредные. В Америке, например, живёт огненный муравей, который уничтожает посевы. На Антильских островах муравьи-листорезы стригут плодовые деревья так, что от них остаются только ветки и сучья.

— Они питаются листьями?

— Нет! Они питаются тоже вредителями-насекомыми, но листья заготовляют для разведения в муравейниках грибов. Этими грибами они выкармливают своих личинок. Однако, по сравнению с аргентинским муравьём, листорезы и огненные муравьи — детские шалости. Живут аргентинские муравьи в стенах, как клопы, людей не кусают, но там, где они появились, нельзя ничего ни положить, ни поставить. Муравьи забираются в банки с вареньем, набрасываются на сыры, колбасы, хлеб, на муку, крупу и другие продукты, причём, как бы ни упаковывали продукты, муравьи все равно добираются до них. Они прогрызают и обёрточную бумагу, и ткани, и кожу. Живёт этот муравей на Лазурном Берегу — так называется местность Франции — и доставляет французам немало неприятностей.

— А их нельзя травить, как клопов?

— Пробовали! Но, — профессор развёл руками, — муравья не так-то легко отравить. Дело в том, что у муравьёв, как у пчёл, погибают только фуражиры-разведчики. А когда муравьи и пчелы видят гибель своих фуражиров, они уже не прикасаются к этой пище.

— Ух, какие хитрые. Умные они, что ли?

— Не скажу, что они умные, но опыт у них есть. Ведь муравьи живут на земле более сорока миллионов лет. На тридцать девять миллионов лет больше, чем человек. А за это время нетрудно научиться чему-нибудь.

— Сорок миллионов лет?! — Валя всплеснула руками. — Это, значит, самые древние насекомые?

— Ну нет! Задолго до появления на земле муравьёв на ней уже резвились тараканы и близкие к тараканам насекомые — термиты; примерно триста миллионов лет назад появились первые тараканы и первые термиты.

Карик спросил, недоумевая:

— Но почему же всё-таки их называют белыми муравьями?

— Кто называет термитов муравьями, тот просто не знает энтомологии. Нет, нет! Термит не муравей. И даже не родственник муравья. У термитов другие родичи. Термит больше похож на таракана, чем на муравья. Да и питается он иначе. Муравьи едят гусениц, личинки жуков, многих насекомых, нападают на змей, не брезгают мёртвыми птицами, лягушками, разводят грибы и тлей. А термит ничего, кроме древесины, не может есть.

— Но почему же термитов называют белыми муравьями?

— Наверное, потому, что у муравьёв и термитов колонии строятся почти одинаково. Но только почти. Однако у термитов сооружения более совершенны, чем у муравьёв. Термитные постройки превосходят сооружения даже пчёл и ос. А по размерам они не имеют равных… В Африке можно встретить термитники до ста метров в окружности. Такие термитники выше человеческого роста и более всего похожи на дома пигмеев, чем на колонии насекомых. Многие колонии термитников издали выглядят, как деревни людей. Иная у термитов и матка. Она по своей величине не меньше сосиски. А яйца откладывает с быстротою пулемёта: по сотне яиц в минуту, вот почему…

— Ай! — закричала Валя, схватив испуганно профессора за руку.

Сверху, из-под крыши грибной шляпки, дождём посыпались на землю толстые белые змеи с чёрными головами. Шлёпаясь о землю к ногам путешественников, они крутились, извивались, как бы норовя укусить их за ноги.

Профессор захохотал.

— Не бойтесь, друзья мои, это же безобидные личинки комаров!

— Эти змеи — личинки комаров?

— Ну да! Обыкновенные личинки грибного комарика. — Профессор протянул руку к шляпке гриба. — Смотрите, как они источили гриб… Вам, я думаю, попадался когда-нибудь червивый гриб. Так это — работа грибного комарика. Точнее, его личинок. Нам он не страшен. У личинок сейчас своя забота… Пока земля мокрая, рыхлая, они спешат забраться поглубже в почву, чтобы превратиться там в куколок, из которых выйдут потом грибные комарики.

Ребята успокоились.

Все снова уселись под грибом и крепко прижались друг к другу.

А вокруг бушевал ливень. Травяной лес валился, пригибался к земле под напором потоков воды. По шляпе гриба дождь барабанил с такой силой, что вверху, над головами, как будто перекатывался гром.

Вдруг Карик закричал:

— Смотрите! Ещё какой-то появился. Ой, он, кажется, к нам подбирается. Кто это?

Вверху по мясистому зонту лениво ползло голое, жирное животное. Оно было похоже на туго набитый грязный матрац. Спина урода лоснилась, словно смазанная жиром.

— Какой страшный! — взвизгнула Валя и быстро юркнула за спину Ивана Гермогеновича.

— Кто страшный? Что ты, Валя? Это же обыкновенная голая улитка. Или, как её ещё называют, простой слизень.

— Он тоже будет падать? Профессор улыбнулся:

— Ну нет! Этот не упадёт. Не ждите! Нечего делать ему на земле.

— Тоже вредитель?

— Слизень-то? Что ты! Слизень — лучший друг гриба. Правда, он уничтожает гриб, но в то же время даёт ему новую жизнь.

— А разве можно быть полезным и вредным сразу?

Профессор погладил бороду и неторопливо ответил:

— Слизень глотает кусочки гриба, в которых находятся споры — грибные семена. Споры эти проходят через желудок слизня, а когда они падают на землю — прорастают. Многие грибы, не будь слизня, встречались бы гораздо реже, чем теперь.

Неожиданно Иван Гермогенович выпрямился, предостерегающе поднял палец вверх. К чему-то прислушиваясь, он посмотрел на ребят и сказал, явно встревоженный:

— Что бы это могло быть? Вы слышите?

Путешественники встали.

Сквозь шум и грохот ливня они услышали какой-то смутный рёв. Казалось, где-то совсем недалеко грохочет о скалы море. Шум прибоя, приближаясь с каждой минутой, становился все громче и громче.

— Гром, что ли? — прошептала Валя, прислушиваясь.

И вдруг в воздухе заревело, загудело. Неизвестно откуда хлынула вода, и вокруг забурлили пенящиеся потоки мутного моря.

Иван Гермогенович и ребята стояли на маленьком островке, плотно прижимаясь к стволу гриба.

Опрокидывая все на своём пути, вода с рёвом мчалась, ломая травяные деревья, пригибая их к самой земле.

Гриб стоял, точно башня на острове, но вода поднималась всё выше и выше, угрожая затопить и остров, и башню.

Она плескалась уже почти у самых ног.

— Где-нибудь тут неподалёку протекает речка, — сказал профессор, — по всей вероятности, она выступила из берегов — и вот…

Он беспомощно развёл руками.

— А нас не смоет водой? — с беспокойством спросила Валя.

Профессор ничего не ответил. Хмуря брови, он молча разглядывал свои ноги, шевеля озябшими, синими пальцами.

Вода подступала.

Она поднималась, как тесто, грозила смыть путешественников с островка, умчать в травяные джунгли и потопить там в каком-нибудь глубоком овраге.

Взглянув на растерявшегося профессора, Карик понял, что Иван Гермогенович уже ничего не может придумать для спасения.

— Послушайте, Иван Гермогенович, — решительно сказал Карик, дотрагиваясь до холодной руки профессора, — мне кажется, положение наше не такое уж страшное.

— Что же ты предлагаешь?

— Надо залезть на гриб! — ответил Карик.

— Да, да, — растерянно забормотал профессор, — попробуем залезть на гриб!

Но, взглянув на круглый толстый ствол гриба, который отвесно поднимался вверх, он вздохнул и грустно покачал головой: забраться на него было невозможно.

Беспомощно разглядывая ствол гриба, Карик вдруг увидел свисающую над головой площадку — лопнувшую кожу гриба. Она висела козырьком, словно крыша беседки, и могла, пожалуй, выдержать всех троих.

— Иван Гермогенович, — крикнул Карик, — а что, если нам забраться на эту штуку?

Взглянув вверх, профессор сказал обрадованно:

— Чудесно! Великолепно! Туда вода не так скоро доберётся. Это же просто замечательно. Скорей, друзья мои. Залезайте ко мне на плечи, а с плеч — на эту площадку.

Дрожа от холода, Карик и Валя вскарабкались на плечи Ивана Гермогеновича, а потом и на выступ гриба. Вскочив на ноги, ребята нагнулись, протянули руки профессору.

— Влезайте, Иван Гермогенович!

Но втащить профессора на площадку ребятам было, конечно, не под силу. Всё-таки он весил вдвое больше, чем Карик и Валя.

Иван Гермогенович добродушно замигал глазами.

— Ничего не выйдет, друзья мои, — сказал он. — Вы уж сидите, а я и тут постою.

Между тем вода поднималась всё выше и выше. Она уже затопила островок, на котором стоял гриб, и подбиралась к ногам Ивана Гермогеновича.

Волны бились о ствол гриба, окатывали дрожащего от холода профессора с ног до головы.

Что же делать?

Плыть?

Но куда?

Пока доплывёшь до суши, окоченеешь. Да и оставить одних ребят Иван Гермогенович не решался.

Он стоял, лязгая зубами, тоскливо поглядывая на бушующее вокруг озеро.

Вода поднялась уже до колен профессора. Сильное течение валило его с ног.

Прямо на него плыли бревна. Они толкали его, больно ударяли по коленям. Ноги Ивана Гермогеновича покрылись ссадинами.

Вода поднялась уже до пояса.

Он стоял, крепко сжав застывшие от холода губы, стараясь уже ни о чём не думать.

«Кажется, — мелькнуло в голове Ивана Гермогеновича, — ребятам придётся одним пробираться домой».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мертвый лес. В поисках ночлега. Валя находит лесную гостиницу. Профессор нападает на ручейника. Первая ночь в новом мире.

— Залезайте сюда! — кричали ребята, с беспокойством поглядывая на Ивана Гермогеновича.

— Ничего, ничего! — ответил он, дрожа от холода.

Вытянув шею и приоткрыв рот, Валя чуть не плача глядела на профессора; Карик, хмуря брови, прикусил губу и отвернулся.

Он понимал, что помочь Ивану Гермогеновичу они с Валей не могут, но в то же время трудно было смотреть без слёз на добряка профессора, который может погибнуть у них на глазах.

Валя заплакала.

— Ну, вот что, друзья мои, — сказал Иван Гермогенович твёрдо, — если со мною случится что-нибудь, не забудьте о маяке. Ищите его, идите к нему, спешите добраться до него как можно быстрее. Вернуться домой вы можете только так, как я уже объяснял вам. Иных путей к спасению у вас нет.

Ребята растерянно молчали. Они как будто не слышали слов Ивана Гермогеновича. По щекам у них катились слёзы.

«Неужели мы останемся одни в этом страшном мире?» — с ужасом думала Валя.

— Мы же погибнем без Ивана Гермогеновича! — побледнел Карик.

Да так бы оно и случилось, если бы дождь не прекратился так же внезапно, как начался.

И все вокруг тотчас же стихло. Только где-то в лесных джунглях падали с шумом редкие капли, да можно было слышать, как шумят бегущие дождевые реки.

По небу ещё мчались грязные, рваные тучи, но уже с каждой минутой край неба становился всё чище и чище, а скоро из-за туч брызнул солнечный свет, и все вокруг засияло, засветилось. Земля задымилась тёплыми испарениями, и они сгущались в призрачный белый туман.

В мутных потоках плыли, крутясь, бревна и вырванные с корнями травяные деревья.

Профессор стоял, широко расставив ноги, отталкивая окоченевшими руками мокрые, скользкие стволы, которые лезли на него, точно живые.

Вода пошла на убыль.

Огромное дерево, плывшее мимо гриба, вздрогнув на волнах, медленно опустилось на землю.

Иван Гермогенович торопливо встал озябшими ногами на мокрый ствол.

— Кончилось! — радостно крикнул Карик.

— Она уходит! Уходит! — захлопала в ладоши Валя. — Смотрите, больше нет воды. Можно слезать…

Иван Гермогенович зябко повёл плечами. Переступив с ноги на ногу, он хрипло закашлял.

— Да, да, слезайте… Надо идти! — сказал он. Ребята проворно спустились на землю.

— Ой, вы совсем замёрзнете! — сказала Валя, обращаясь к профессору. — Давайте побежим. Когда бежишь, всегда становится жарко.

— Хорошо, — кивнул головой Иван Гермогенович, — но сначала посмотрим, в какую сторону нам идти. Ну-ка, Карик, влезь, дружок, на дерево да погляди, где маяк!

— Сейчас, Иван Гермогенович!

Карик подбежал к высокому стволу, покрытому колючками, и, цепляясь за мокрые колючки, быстро полез наверх.

Дерево качнулось.

По листьям, как по водосточным канавкам, хлынули на Карика потоки холодной воды.

Карик вздрогнул, прижался к стволу, но тотчас же встряхнулся, как кошка, и полез дальше.

Вот и вершина травяного дерева.

Она сгибалась под тяжестью Карика, и он тихо покачивался, поворачивая голову то вправо, то влево.

Внизу, насколько хватало глаз, тянулся лес, лес и лес, но теперь он уже был не похож на прежний. Все деревья склонились в одну сторону, как будто подрубленные.

Широкие листья пригибались под тяжестью огромных водяных шаров, точно отлитых из тонкого хрустального стекла. Лучи заходящего солнца отражались на их поверхности багровым светом.

Весь лес горел тысячами огней.

Дрожа от холода, Карик повернулся на дереве и взглянул назад.

Далеко на западе он увидел одинокую мачту. На её вершине безжизненно висел мокрый флаг.

— Вот он! — крикнул Карик, махнув рукой на запад. — Туда нужно. В ту сторону.

— Видим, видим! — закричала снизу Валя. Карик спустился на землю. Путешественники двинулись в путь и скоро углубились в чащу травяных джунглей.

В лесу было тихо.

Изредка с шумом и грохотом падали на землю водяные шары, и снова наступала мёртвая тишина.

Не видно было ни одного живого существа. Вокруг все как будто спало мёртвым сном, словно в заколдованном сказочном царстве.

— А куда же девались эти?… Дождём их убило, что ли? — спросила Валя.

— Кто эти?

— Да разные… Дикие звери…

— Насекомые?… Где-нибудь здесь! — ответил профессор, поёживаясь. — Где-нибудь спрятались.

— Спят?

— Сохнут!

Иван Гермогенович крепко потёр озябшие руки и прибавил шагу.

— Все, кто летает, — сказал он на ходу, — и все, кто прыгает в травяных лесах, сидят после дождя и ждут, когда солнце высушит их, а тогда уж они снова забегают, запрыгают и полетят… Так же терпеливо ждут они восхода солнца по утрам, когда сидят в траве, покрытые тяжёлой росой.

— Вот хорошо! — засмеялся Карик. — Пусть хоть круглый год сохнут, ничуть не пожалею.

— Мы, значит, теперь одни в лесу? — сказала Валя. — А я — то все боялась: вдруг ляжем спать, а ночью они возьмут да нападут на нас. Ну, теперь я не боюсь ничего.

Ребята повеселели.

Они шли, болтая без умолку, потом затеяли игру. Гоняясь по лесу друг за другом, они громко перекликались, прятались за могучие стволы травяных деревьев.

Карик то и дело убегал далеко вперёд, а Валя храбро совала нос в каждую щель, в каждую нору. Она хотела посмотреть, как выглядят после дождя чудовища травяных джунглей.

Профессор следил за Кариком и Валей с нарастающим беспокойством и, наконец, сказал сердито:

— Не думайте, друзья мои, что все насекомые будут теперь сидеть и смирно ждать восхода солнца… Лишь только станет темно, из нор и щелей выползут ночные хищники. А ночные хищники, пожалуй, пострашнее дневных… И вообще я не советую вам соваться в каждую щель.

Ребята переглянулись.

— Мы, — сказала притихшая Валя, — не знали про ночных.

Они взялись за руки и пошли следом за Иваном Гермогеновичем, не отставая ни на шаг, не забегая вперёд.

Солнце зашло.

В лесу стало совсем темно и как-то особенно тихо. Чёрные деревья обступили путешественников стеной. Вверху, над головами, печально шумел ветер. Изредка шлёпались на землю, точно каменные глыбы, тяжёлые капли дождевой воды.

В темноте идти было трудно.

Профессор и ребята все чаще и чаще налетали на деревья, поминутно спотыкались и падали.

— Подождите, — сказал наконец Иван Гермогенович, останавливаясь. — Так мы, пожалуй, заблудимся, да и вообще нам пора позаботиться о ночлеге. Я думаю, лучше всего идти сейчас по лесу цепью, не теряя, конечно, друг друга из вида.

— Темно же, — прошептала Валя. — Мы можем заблудиться!

— Будем перекликаться.

— А потом?

— А потом нужно внимательно искать какое-нибудь укромное местечко… Кто встретит подходящее место для ночлега, пусть крикнет… Согласны?

— Согласны! — разом ответили Карик и Валя. Путешественники разошлись в разные стороны. Валя пошла вдоль широкого ручья. Левее от неё побрёл Карик, а ещё дальше — Иван Гермогенович.

— Смотрите внимательно! — послышался голос профессора.

— Ау-у! — крикнула Валя.

— Ау-у! — отозвался Карик.

Вдруг Вале показалось, что рядом с ней кто-то шевельнулся.

Она побежала, но тотчас же за спиной у неё послышались чьи-то торопливые шаги.

Валя остановилась и спряталась за дерево. Ей стало страшно.

— Ау-у! — закричала Валя.

— Эге-ге-гей! — откликнулись откуда-то из-за деревьев два голоса.

Профессор и Карик были совсем близко. Валя успокоилась и опять двинулась вперёд, но тотчас же сзади снова послышались осторожные шаги.

— Кто? Кто это? — крикнула Валя и, не ожидая ответа, побежала в тёмную лесную чащу.

Она бежала, спотыкаясь, боясь остановиться, не смея оглянуться.

Вдруг в темноте выросла высокая стена. С разбегу Валя чуть было не налетела на неё. Хорошо ещё что она успела вытянуть вперёд руки.

Её ладони упёрлись в холодную каменную глыбу.

— Ау-у! — крикнула Валя.

— Ау-у! — тотчас откликнулся Карик.

Тяжело дыша, Валя пошла вперёд, держась рукой за глыбу. Земля под ногами хлюпала. Ноги увязали в грязи.

Пройдя несколько шагов, Валя остановилась. Перед ней лежала большая, глубокая лужа.

«Обойду её с другого конца», — подумала Валя и, круто повернув, пошла назад.

Она выбралась на сухое место и, ощупывая руками гранитную глыбу, попробовала обойти её, но, сделав несколько шагов, вдруг почувствовала под руками пустоту.

Валя остановилась. В темноте чернел вход в пещеру.

— Сюда! — закричала она. — Скорей сюда! Я нашла пещеру!

Первым прибежал Карик. Взглянув на каменную глыбу, он сказал сердито:

— Какая пещера? Это же камень. Валя подтолкнула брата к чёрному входу, который вёл в глубину каменной глыбы:

— Смотри! Вот и вход в пещеру!

— М-да! — важно кивнул головой Карик. — Ничего! Приличная гостиница!

Это было длинное, немного похожее на сигару каменное строение.

Оно лежало между стволами больших узловатых деревьев; казалось, его сюда принёс и положил какой-то сказочный великан. Оно почти висело в воздухе. Между ним и землёй с трудом можно было просунуть руку.

Карик сложил ладони рупором и закричал:

— Иван Гермо-ге-но-ви-и-ич! Нашли-и-и!

— Ау-у! Иду! Иду-у!

Карик повернулся к Вале. Похлопав её по плечу, он сказал важно:

— Молодец! Это вроде каменного ангара… Кажется, тут и в самом деле можно ночевать… Ну-ка, попробуем забраться туда.

У самого входа в пещеру лежал поваленный дождём толстый ствол. Карик вскарабкался на него и заглянул в тёмную широкую дыру.

— Жалко, нет спичек! — сказал он. — Ничего не разглядеть.

Он подтянулся на руках, просунул в пещеру голову и плечи.

— Ну что там? — нетерпеливо дёрнула его за ногу Валя.

Вдруг Карик, отпрянув назад, кубарем скатился с мокрого ствола.

Одним прыжком он отскочил от пещеры и, схватив Валю за руку, быстро присел за деревом.

— Занято! — зашептал он. — Там сидит кто-то… Огромный… Страшный…

Из тёмного входа высунулись два длинных щупальца, потом появилась чёрная круглая голова. Она посмотрела вправо, влево, качнулась и медленно убралась обратно.

— Видела?

— Ага! Усач какой-то! Что это у него — усы? Да?

— Наверно, усы! Тут они все усатые.

— Надо позвать Ивана Гермогеновича! — тихо сказала Валя.

— Ау! — крикнул Карик.

— Ау-у! — услыхали ребята голос Ивана Гермогеновича. — Да где же вы? Куда идти?

— Здесь! Здесь!

— Сюда!

В лесу зашумели листья, потом послышались грузные шаги и хриплый кашель. Из-за деревьев вышел профессор:

— Ну как? Нашли что-нибудь?

— Нашли!

— Почти нашли! — Валя показала рукой на пещеру. — Это я нашла! — сказала она с гордостью.

Профессор подошёл ближе и постучал палочкой по каменной стене.

— Узнаю… Весьма удачно… Просто замечательно… Это как раз то, что нам сейчас нужно… Прекрасная гостиница для таких путешественников, как мы.

Иван Гермогенович встал на поваленный ствол и заглянул в пещеру.

— Стойте, стойте! — закричал испуганно Карик, схватив его за руку.

— Что ещё? Что случилось?

— Занята гостиница эта… Там сидит какой-то… Раньше нас забрался.

— Головастый такой… Страшный-престрашный, — шёпотом сказала Валя.

— Ничего, ничего, — спокойно ответил профессор, — этого постояльца я хорошо знаю… Старый знакомый… Не пройдёт и минуты, как мы освободим помещение.

Профессор перешёл вброд лужу и остановился около узкого конца каменной глыбы. Присев на корточки, он пошарил по стене руками.

— Так! Так! — услыхали ребята. — Все в порядке! Бормоча что-то себе под нос, Иван Гермогенович направился в чащу леса.

— Куда он? — спросила Валя.

— Не знаю.

— Куда вы, Иван Гермогенович? — крикнула Валя.

— Стойте на месте. Я сейчас… Одну минутку! — послышался в темноте голос Ивана Гермогеновича.

Прошла минута, но профессор не возвращался. Ребята слышали его шаги и бормотание, но что он делал в лесу — понять было трудно.

Наконец профессор вернулся.

— Ну вот и я! — крикнул он, волоча за собой по земле длинную жердь.

Подтащив жердь к каменной глыбе, профессор опять пошарил по стене руками и, нащупав круглое отверстие, сунул туда острый конец жерди.

Карик и Валя следили за каждым движением Ивана Гермогеновича, но никто из них не мог понять, что затеял профессор.

— Кажется, — сказала Валя, — будет сражение.

— Ага!

Ребята нагнулись, пошарили по земле руками. Карик поднял увесистую дубину. Валя нашла камень и крепко зажала его в руке. Теперь в любую минуту они могли прийти на помощь профессору.

— Ну-ка, друзья мои, отойдите в сторону, — выпрямился Иван Гермогенович.

Ребята не спеша отошли от пещеры и, держась за руки, стали в стороне.

— А теперь, — засмеялся профессор, — смотрите, как этот большой и страшный будет улепётывать.

Профессор повернул жердь вправо, влево, потом вогнал её глубоко в узкую щель и принялся ворочать ею, точно кочергой в печке.

Чудовище забеспокоилось.

Тёмная голова, покрытая шипами, поднялась над входом и, качаясь, свесилась вниз.

— А ну! — крикнул профессор, наваливаясь всем телом на толстый конец жерди.

Страшилище вздрогнуло, будто ужаленное, выбросило вперёд три пары ног и, быстро перебирая ногами, вывалилось из пещеры. Потом, волоча по земле изгибающееся, коленчатое тело, поползло к ручью.

Не успели ребята разглядеть его, как странное животное покатилось под откос и с глухим всплеском упало в воду. Быстрое течение подхватило его, и оно тотчас же скрылось в темноте.

— Вот ловко! — засмеялся Карик. — В следующий раз не полезет в чужую гостиницу.

— Ладно, ладно! — добродушно заворчал Иван Гермогенович. — Сейчас не будем разбирать, кто у кого захватил территорию. Он у нас или мы у него. Во всяком случае, судиться с нами он не станет.

— Как? — догадался Карик. — Значит, мы отняли у этого урода его собственную квартиру?

— То-то и есть! — сказал профессор. — Но раскаиваться теперь уже поздно, да и не стоит, пожалуй… А теперь, друзья мои, давайте устраиваться на ночлег. Тащите ветки, листья, сучья. Складывайте все это около входа.

В темноте закипела работа.

Профессор и ребята подтаскивали к домику листья, корни и травяные стволы. Нелёгкая это была работа.

Один лист пришлось тащить вдвоём. А какой-то влажный и толстый лепесток цветка они еле дотащили втроём.

Иван Гермогенович, видимо, торопился и, работая не покладая рук, всё время поторапливал ребят:

— Ну, ну, скорее, скорее!… Валя, не лезь в воду! Карик, брось этот лист, всё равно не поднимешь… А ну-ка, помогите мне подтащить вот эти ветки!

Иван Гермогенович был доволен. Он боялся, что им придётся провести ночь под открытым небом, и вдруг такое неожиданное счастье.

— Ах, друзья мои, — приговаривал Иван Гермогенович, — нам удивительно везёт сегодня. Наверное, как говорят англичане, мы родились с серебряной ложкой во рту… Вот погодите, залезем под крышу, тогда сами увидите, какие мы счастливцы…

— А наводнение? — спросил Карик. — Б-р-р… даже страшно вспомнить. Совсем оно не похоже на серебряную ложку.

— Наводнение?… Да, это, конечно, наши самые чёрные часы. Однако мы не утонули всё-таки…

И знаете, друзья мои, оно оказало нам немалую пользу… В сущности, не будь наводнения, я даже не знаю, где бы мы ночевали сегодня и что случилось бы с нами в эту ночь… Ведь это же наводнение выкинуло на берег ручейника с его домиком-чехлом.

— Он даже не защищался! — сказала Валя. — Большой, а такой смирный.

— Кто? Это ручейник-то смирный? Иван Гермогенович засмеялся.

— Ну, совсем уж не такой тихоня, — сказал он. — Под водой ручейник никому не даёт спуску. Этот прожорливый хищник нападает на крошечных раков, на личинки насекомых, а нередко пожирает даже своих родичей.

— Такой разбойник?

— Самый настоящий разбойник… А посмотрите, как выходит он на охоту. О, вооружён ручейник просто замечательно. Ведь он, каналья, закован, точно рыцарь большой дороги, в крепкую, непроницаемую броню. Да что рыцарь! Рыцари надевали только латы, шлемы и кольчугу, а этот господин таскает на себе целую крепость.

— Он, значит, сидит в ней, как в танке? — спросила Валя.

— Не совсем так, — сказал Иван Гермогенович, — потому что танкисты сами едут в танке, а ручейник таскает свой танк на себе.

Валя поглядела на каменную глыбу и покачала головой.

— Такая тяжесть, ой-ой-ой!

— Однако не у всех ручейников такие тяжёлые дома, — сказал Иван Гермогенович. — Там, где растут камыши и на дно падают кусочки сухого камыша, ручейники устраивают своё жилище внутри камышинок, а там, где дно песчаное или каменистое, они соединяют вместе камешки, ракушки, песчинки и строят из них свои дома-крепости. Можно, впрочем, встретить домики ручейников, построенные из самых простых листиков, которые падают в воду.

— А почему у него два входа в домик: один большой, а другой маленький?

— Для того, — ответил Иван Гермогенович, — чтобы вода свободно проходила через весь домик.

— А зачем ей проходить?

— Как это зачем? — удивился профессор. — Ведь дом ручейника всегда полон воды. А если она не будет меняться, стены дома покроются плесенью, и крепость этого хищника возьмут штурмом миллионы разных бактерий. Для них стоячая вода — то же самое, что для нас с вами воздух.

— Но как вы ловко придумали прогнать его! — с восхищением сказал Карик.

— О, — скромно ответил Иван Гермогенович, — это не моё изобретение. Помню, в детстве мы, ребята, частенько добывали ручейников таким способом. Бывало, вставишь соломинку в чёрный ход, а ручейник уже выглядывает из парадного. Шевельнёшь слегка — и он уже падает на ладонь.

— Зачем? — с удивлением спросил Карик.

— А мы ловили рыбу на ручейника! — ответил профессор. — Как насадка — это очень ценное существо.

— Рыбу? — переспросил Карик. Он даже подпрыгнул. — И хорошо клюёт на него?

Профессор засмеялся:

— Да ты не рыболов ли? Ишь как загорелся весь.

— Ого! — замахал руками Карик. — Рыба… Да я могу хоть целый месяц просидеть с удочкой…

— И как? Удачно ловишь?

— Нет, — честно сознался Карик. — Мне почему-то не везёт.

— Вот как! Ну, тогда я скажу тебе: почаще лови на личинку ручейника. Лучшей насадки на крючок, чем эта самая личинка, нет и не было.

— Надо попробовать.

— А как же он теперь, этот ручейник… без чехла? — спросила Валя. — Пропадёт?

— Не пропадёт! — беспечно сказал Иван Гермогенович. — Пока мы разговариваем, он, наверное, уже полдомика себе построил… Да ты не бойся. Он не погибнет… Вырастет, а потом превратится в летающее насекомое.

— Он? В летающее?

— Ну да, — сказал Иван Гермогенович, волоча по земле тяжёлый лепесток. — Превратится в насекомое, очень похожее на ночную бабочку… Впрочем, ручейник — мастер не только летать. Он неплохо бегает и по земле, и по воде. А когда наступает время откладывать яички, он спускается под воду и здесь прикрепляет свою икру-яички к водяным растениям.

Иван Гермогенович окинул взглядом гору веток, листьев, лепестков, которые они натаскали во время разговора, и сказал:

— Ну хватит. А то мы так завалили вход. что нам самим в пещеру не пробраться… Залезайте!

Карик и Валя долго просить себя не заставили. Они перескочили через кучу веток и осторожно вошли в полутёмный, низкий коридор.

В самом конце еле-еле заметно светилась узкая щель.

Ребята шли в темноте, ощупывая стены руками. Ноги ступали будто по мягкому, нежному ковру.

Такими же мягкими, шелковистыми были и стены.

Карик поднял руку, пощупал потолок.

— И тут мягко! — удивился он.

Ребята дошли до конца коридора и остановились перед круглой дырой. Холодный ветер дунул по ногам.

— Эту форточку надо закрыть! — сказал Карик. — Мама не велела на сквозняке сидеть.

Карик вернулся, принёс мягкий лепесток, скомкал его и крепко забил лепестком отверстие.

— Теперь не дует, — сказала Валя, — но зато стало очень темно. Идём обратно.

Ребята вернулись к входу в пещеру, где копошился среди веток, листьев и лепестков профессор.

— Ну как? Понравился дом? — спросил Иван Гермогенович. — Жить можно?

— Кругом ковры, ковры! — весело сказал Карик. — Очень неплохо живёт ручейник.

— Недурно! — согласился Иван Гермогенович. — Между прочим, эти ковры не простые. Если кто-нибудь захочет вытащить ручейника из домика, он уцепится за них крючками, и тогда уж никакая сила его не сдвинет… Однако за дело, друзья мои! Помогите-ка мне заложить вход, а то ещё ночью к нам заберётся какой-нибудь нежданный, непрошеный гость!

Профессор с помощью ребят навалил у входа кучу корней, на них положил ветки, а на ветки — лепестки. Получилась настоящая баррикада. Только сверху оставалась узкая щель, через которую в дом ручейника проникал синий ночной свет.

— Прекрасно, — сказал профессор. — Теперь уж к нам никто не заберётся. Располагайтесь, друзья мои. Отдыхайте.

Ребята выбрали в углу, у самой стены, удобное местечко, растянулись на пушистом коврике и крепко-крепко прижались друг к другу. Профессор лёг рядом.

Отважные путешественники притихли, слушая, как за стенами домика шумит ночной печальный ветер и как уныло скрипят травяные деревья.

Сверху с мокрых листьев падали на крышу тяжёлые, словно чугунные ядра, капли воды. В домике было тепло и сухо.

Профессор и ребята растянулись на полу. Ковры были мягкие, как пуховики. Но путешественники долго не могли заснуть.

Это была их первая ночь в странном, новом для них мире, где за один только день они так много пережили и встретили так много опасностей. Сквозь щели баррикады просвечивало тёмное ночное небо, и в небе мерцали огромные звезды.

Валя лежала с открытыми глазами. Она смотрела не отрываясь на голубую звезду, которая висела над входом в пещеру. Звезда была такая большая, как полная луна, но только часто-часто мерцала. Вот так и дома, когда лежишь в кровати и смотришь в окно, перед глазами качается большой, похожий на луну, весёлый уличный фонарь.

Валя вспомнила дробное позвякивание трамваев, хриплые, сердитые гудки автомобилей и быстрые светлые полосы, которые бегут по окнам, будто догоняя одна другую. Она закрыла глаза.

На минуту ей показалось, что она лежит у себя дома в тёплой кровати и слушает весёлый уличный шум.

Дверь в соседнюю комнату приоткрыта, из-под двери виднеется жёлтая полоска света. В столовой мама убирает посуду. Гремят тарелки и чашки, звенят чайные ложечки. Перемыв посуду, мама смахивает со стола крошки, накрывает стол чистой белой скатертью.

Валя вздохнула. Она вспомнила крошки сыра, которые оставались утром на столе после завтрака, и проглотила слюну.

Ах, если бы вот сюда, вот в эту пещеру, хоть бы одну крошку сыра, такого свежего и вкусного! Этой крошки, конечно, хватило бы на ужин и профессору, и ей, и Карику да и на завтрак осталось бы немного. И Валя вздохнула снова.

А может быть, они навсегда останутся в этом страшном мире?

Вернутся ли они домой? Увидят ли они маму?

— Мама плачет, наверное, — тихонько сказала Валя.

— Плачет, — согласился Карик, — ясно, плачет. Ребята задумались.

Что-то делает сейчас мама? Может быть, лежит одетая на кровати и при каждом шорохе поднимает голову с подушки и все прислушивается: не идут ли её ребята?

На столе стоит, покрытый салфеткой, ужин, оставленный для них. В столовой тихо постукивают часы. В тёмном углу возится кошка. На глаза Вали навернулись слёзы. Она потихоньку вытерла их кулаком и крепко зажмурилась.

— Нет! Всё-таки плакать не буду!

За стенами домика уныло свистел полночный ветер.

Путешественники лежали, и каждый думал о большом мире, в котором они ещё так недавно жили.

— Все ерунда! — с шумом вздохнул наконец профессор. — Не может быть, чтобы мы не вернулись… Вернёмся, друзья мои, не унывайте.

Карик и Валя ничего не ответили. Они уже спали крепким, здоровым сном. Тогда Иван Гермогенович сладко зевнул, повернулся на бок и, положив голову вместо подушки на кулак, раскатисто захрапел.

Путешественники спали так крепко, что даже не слышали, как ночью снова хлынул проливной летний дождь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Необыкновенный воздух. Профессор угощает ребят яичницей. Иван Гермогенович открывает фабрику одежды. Пчела Андреевна. Профессор и Карик исчезают.

Над холодной землёй густыми волнами перекатывался белый туман. Он точно молоком залил притихший тёмный лес, заполнил глубокие лога и овраги.

Вершины деревьев то погружались в туман, то появлялись снова.

Утренний холод и сырость ползли в пещеру сквозь щели баррикады, и скоро здесь стало так же прохладно, как под открытым небом.

Ребята беспокойно ворочались во сне, поджимали колени к самому подбородку, но от этого теплее не становилось.

Наконец Карик не выдержал, вскочил, протёр сонные глаза, зябко поёжился и с недоумением посмотрел на покатые стены. Они были серебристо-белые, точно покрытые инеем. Карик прикоснулся к ним.

— Нет, это не иней. Это ковры. Серебристые ковры. Брр, хо-о-лодно!

На полу на ковре лежала, свернувшись в комочек, Валя. Она подтянула колени к закрытым глазам, а голову прикрыла руками. Во сне она тихонько стонала и всхлипывала.

Карик запрыгал на одном месте, стараясь согреться, потом побежал вдоль стены в конец коридора.

Ему стало как будто немного теплее.

Он повернул обратно и с разбегу перекувырнулся через голову — один раз, другой, третий и вдруг шлёпнулся прямо на Валины ноги.

— Что? Что такое? — закричала Валя, вскакивая. — Уже нападают?

Дрожа и ёжась, она смотрела на Карика заспанными, испуганными глазами.

— Чего ты? — удивился Карик. — Это же я. Очнись… Ты совсем замёрзла… Синяя вся… Ну-ка, давай бороться. Сразу согреешься. Начали!

Он подскочил к Вале и, прыгая вокруг сестры, принялся тормошить её.

— Отстань! — оттолкнула Карика Валя. Но, падая, он вцепился в сестру, и они покатились по мягкому, пушистому полу.

Валя захныкала:

— Уйди! К тебе не лезут, и ты не лезь.

— Эх ты, улитка-недотрога! Я ж согреть хочу тебя.

— А я спать хочу, — пробурчала Валя и опять улеглась.

— Ну и спи, — рассердился Карик. За стенами кто-то возился, стучал, кашлял и вдруг громко и весело запел:

— Где обедал, воробей?

— В зоопарке у зверей.

Пообедал у лисицы,

У моржа попил водицы.

Это был голос профессора.

— Вот видишь, — сказал Карик, — все уже встали, поют, а ты валяешься…

Он подбежал к выходу из ковровой пещеры и крикнул:

— Иван Гермогенович, где вы?

— Здесь! Здесь! Вставайте, друзья мои. Завтрак уже готов.

— А что на завтрак?

— Прекрасная яичница.

— Яичница?

О, это было интереснее, чем мёрзнуть, а поэтому Валя быстро вскочила на ноги.

— Пошли!

Ребята откинули ветки и сучья, которыми был завален вход в дом ручейника, и выбрались на свежий воздух. Но лишь только Валя ступила на землю, как тотчас же испуганно попятилась назад.

— Что это, Карик? Где мы? — зашептала она, крепко сжимая руку брата.

Ни земли, ни неба, ни леса не было видно.

В воздухе плавали тучи блестящих пузырьков. Пузырьки кружились, сталкивались, медленно опускались вниз и снова взлетали вверх.

Вокруг кружилась пурга светящихся пузырьков.

— Иван Гермогенович! — крикнул Карик. — Что такое? Что это кружится?

— Туман! — услышали ребята голос профессора. Иван Гермогенович был тут же, где-то поблизости, совсем рядом, но ребята не видели его.

— Разве туман такой бывает? — недоверчиво спросила Валя.

— Да, Валек, это туман. Такой он бывает под микроскопом.

Голос профессора звучал глухо, как будто доносился из глубокой ямы.

Ребята протянули руки, пытаясь поймать пузырьки, но они лопались, растекались холодной водой по пальцам.

— Ну где вы там застряли? — крикнул из гущи тумана Иван Гермогенович. — Бегите скорее!… Тут есть у меня кое-что поинтереснее тумана.

Карик и Валя, осторожно ступая, двинулись на голос профессора.

— А много яичницы у вас? — крикнула Валя.

— Если поторопишься, может быть, и тебе удастся попробовать её, — отозвался Иван Гермогенович. — Иди скорее, пока я не съел все сам.

Вдали в тумане заблестел синий огонёк.

— Огонь! — крикнул Карик.

Неужели профессор развёл костёр? Но где же он взял спички?

Валя во весь дух помчалась к огню.

— Костёр, костёр! У нас костёр! — кричала она. Впереди, разбрасывая тучи пузырьков тумана, плясало пламя костра.

Высокий столб зелёного огня поднимался до самых вершин чёрного, мокрого леса. У костра на корточках сидел профессор. Толстой палкой он ворошил хворост, корчившийся на огне с весёлым потрескиванием.

— Ура! — закричали ребята. Они подбежали к огню и, взявшись за руки, принялись отплясывать дикий танец.

— Гоп-ля! — кричала, прыгая, Валя.

— Гоп-ля-ля-ля! — кричал раскрасневшийся Карик.

— Тише, тише! — останавливал ребят профессор. — Так вы у меня, пожалуй, всю посуду перебьёте. Садитесь-ка лучше да поешьте.

От костра тянуло таким жаром, что невозможно было стоять даже далеко от него. А между тем сучьев в костре было не так-то уж и много. Валя схватила охапку сухого хвороста и хотела подкинуть в костёр, но Иван Гермогенович остановил её:

— Не надо! Яичница уже готова.

— А костёр?… Он же потухнет.

— Нет, он не потухнет… Садитесь, друзья мои, завтракать, — сказал Иван Гермогенович и поставил перед Кариком и Валей прямо на землю огромную белую посудину с неровными краями; она была доверху наполнена дымящейся яичницей.

Не ожидая повторного приглашения, ребята с жадностью набросились на еду. Обжигаясь и дуя изо всех сил на пальцы, они глотали кусок за куском.

Валя раскраснелась. У Карика нос покрылся потом. И только Иван Гермогенович ел не спеша, орудуя, точно ложкой, куском сложенного вдвое лепестка.

Ребята не съели ещё и половины яичницы, как почувствовали, что сыты по горло.

— Ну, — сказал профессор, вытирая клочком лепестка бороду, — надеюсь, вы сыты?

— Ещё как! — засмеялся Карик. — У меня даже живот перекосился набок.

— И у меня перекосился, — сказала Валя.

— Прекрасно! Замечательно! — улыбнулся профессор. — Я очень рад, что яичница понравилась вам.

— А из чего вы её состряпали? — спросила Валя.

— Ясно, из чего делают яичницу, — из яиц, — перебил её Карик. — Это же просто. А вот как костёр вы разожгли? Где спички достали? И потом — почему огонь столбом стоит, почему он зелёный и почему костёр горит без сучьев?

— Тебе не нравится костёр без сучьев? Ну что ж, тогда подбросим в огонь вот эту охапку.

Иван Гермогенович подбросил в костёр сучьев и, поправив их палкой, весело подмигнул ребятам.

— Вы думаете, я бездельничаю ночью? Ничего подобного. Я всю ночь ел поджаренную ветчину с зелёным горошком, горячие пироги, бифштексы, борщи, фрукты, торты. Но, к сожалению, все эти кушанья подавали мне во сне… Проснулся голодный как волк. Ну, вскочил и побежал искать чего-нибудь съедобного. Однако отойти далеко от нашей роскошной квартиры побоялся… Видите, какой туман стоит… За два шага ничего не видно. Заблудишься, чего доброго, или свалишься в какую-нибудь пропасть. Что делать? Ждать рассвета?… Идти на авось?… Подумал я, подумал и решил развести костёр. К счастью, ещё вчера вечером я нашёл в лесу два кремешка. Они-то и выручили меня… Набрал я сухих веток, сложил их в кучу и принялся работать…

— Как доисторический человек! — прошептала Валя.

— Вот именно, — улыбнулся профессор. — Ну, скажу я вам, это была нелёгкая работа, и помучился же я, пока, наконец, мне удалось превратить искру в огонь… Теперь только я понял, что нашим допотопным предкам жилось совсем невесело.

— А почему всё-таки огонь зелёный? — спросил Карик.

— Почему? Да потому, что это горит газ. Обыкновенный торфяной газ — метан, который во многих местах выбивается из-под земли… Мне повезло… Я случайно развёл костёр в таком месте, где под землёй скопилось много этого газа… Ну, а яичница сама пришла на костёр.

Валя так и ахнула:

— Сама пришла?

Иван Гермогенович посмотрел на Валю, важно погладил бороду и сказал:

— Как только костёр разгорелся, рядом со мной кто-то начал шуметь, возиться, и вдруг сильный ветер свалил меня с ног. Вокруг все так загудело, будто я нечаянно выпустил из-под земли ураган. Это была птица. А ураган поднимали её крылья. Должно быть, огонь спугнул её с гнезда.

— Она не сгорела?

— Нет, она улетела, — сказал Иван Гермогенович, — а я начал искать её гнездо. Ведь не зря же она сидела так тихо.

— Нашли?

— Конечно… Из этого гнезда я и добыл яйцо.

— Оно не вороньё?

— Нет. По всем признакам, это яйцо малиновки, белое с крапинками. Вы когда-нибудь видели яйца малиновки?… Они чуть побольше крупной горошины. Но мне пришлось изрядно повозиться с ним. Я катил его перед собой, как бочку, и по дороге, наверно, раз десять отдыхал. Но ещё труднее было разбить скорлупу. Целый час, кажется, я долбил её камнем. Наконец разбил всё-таки и чуть было не утонул в белке… Хорошо ещё, что успел отскочить в сторону.

Профессор, посмеиваясь, поглядел на ребят:

— Ну, всё остальное просто. Белок вылился сам, а желток я поджарил на скорлупе, как на сковородке.

Карик встал, одёрнул незабудковую рубашку.

— Иван Гермогенович, — сказал он, рассматривая внимательно собственные ноги, — если вы хотите дать каждому из нас по хорошему подзатыльнику — не стесняйтесь, пожалуйста. Мы готовы расплатиться за своё поведение… Нам, конечно, ничего не надо было трогать у вас в кабинете, но понимаете… Так уж получилось! Только знаете что, вы лучше влепите мне два подзатыльника. Один за себя, один за Вальку. Она же маленькая!…

Профессор добродушно махнул рукой:

— Да ну тебя! Придумал тоже… Чепуху какую-то… Вы и так уж наказаны за непослушание, а потому садись и не петушись. Побереги свой затылок, он тебе ещё пригодится.

Подкинув в костёр охапку сучьев, профессор улыбнулся:

— А в сущности, друзья мои, и здесь, в этом мире, можно неплохо прожить! Вот подождите, привыкнем немного и тогда устроимся поуютнее.

— Как? — с тревогой в голосе спросил Карик. — Разве вы думаете, что мы не вернёмся домой и останемся такими, как сейчас?

— Этого я не думаю, — ответил профессор, — однако мы должны быть готовы к самому худшему… Наш маяк может повалить буря; наконец, какой-нибудь любопытный паренёк может забрать фанерный ящик домой для исследования… Мало ли что на свете бывает…

— И что же тогда?

— Да ничего особенного, — пожал плечами Иван Гермогенович. — Будем жить травяными робинзонами… Кстати, друзья мои, наше положение куда лучше, чем у настоящего Робинзона. Ему нужно было целое хозяйство завести, а у нас все под рукой. Молоко, яйца, мёд, душистый нектар, ягоды, мясо. Лето мы проживём без особых забот. А на зиму насушим черники, земляники, грибов; запасёмся мёдом, вареньем, хлебом…

— Хлебом?

— Ну да. Мы посадим одно только зерно, и нам хватит урожая на всю зиму…

— Но откуда же мы возьмём мясо?

— А будем есть насекомых.

— Насекомых? Разве их едят?

— Представьте себе, — сказал Иван Гермогенович. — Даже в большом мире и там едят насекомых… Вот саранча, например. Её едят и жареную, и копчёную, и сушёную, и солёную, и маринованную.

Профессор, вспомнив что-то, улыбнулся:

— Когда спросили арабского халифа Омар Бен эль Коталя, что он думает о саранче, халиф ответил:

«Я желал бы иметь полную корзину этого добра, уж я бы поработал зубами…» В старые времена, когда саранча налетала целыми тучами на арабские земли, в Багдаде падали цены на мясо… Между прочим, из саранчи приготовляют муку и пекут на масле превосходные лепёшки.

— Фу, гадость! — с отвращением плюнула Валя.

— Ну вот уж и гадость! — засмеялся Иван Гермогенович. — Просто непривычная для тебя пища — и только… Едим же мы омаров, креветок, крабов и даже раков, которые питаются падалью… Едим да ещё похваливаем… А вот арабы смотрят на тех, кто ест крабов и раков, с отвращением… Кроме саранчи, люди едят и других насекомых. В Мексике, например, туземцы собирают яйца полосатого плавунчика клопа, называют они их «готль» и считают самым лакомым блюдом… Неплоха, по мнению знатоков, и цикада. Та самая цикада, которую воспел в своей оде поэт Древней Греции Анакреон.

Иван Гермогенович откашлялся и, подняв руку над головой, прочитал нараспев:

Сколь блаженна ты, цикада, Ты — почти богам подобна.

Профессор задумчиво погладил бороду:

— А простые греки-прозаики жарили эту богоподобную цикаду в масле и с аппетитом ели… Даже таким насекомым, как муравьи, и тем случалось попадать в руки поваров. Когда-то во Франции из муравьёв делали соус к мясным и рыбным кушаньям… Индейцам, между прочим, очень нравятся зонтичные муравьи. Они жарят их, чуть подсолив, на сковородке, но, бывает, едят и сырыми.

— А жуков едят? — спросила Валя. — Они самые противные, по-моему.

— В Египте, — ответил Иван Гермогенович, — из жука медляка бороздчатого приготовляли особое кушанье. Это кушанье ели женщины, желающие потолстеть.

— Вот это здорово, — сказал Карик. — Теперь я вижу, что у нас дело пойдёт на лад… Мы закоптим окорока кузнечиков, наготовим колбасы из бабочек, засолим бочку стрекоз… Прямо целый амбар придётся строить. Под потолком повесим окорока и колбасы, а вдоль стен поставим бочки с маринованными тлями.

— А муравьи? — спросила Валя. — Они кисленькие?

— Из муравьёв приготовим пикули… Нет. лучше сделаем из них разные приправы к блюдам.

— Замечательно! — поглаживал бороду Иван Гермогенович. — Просто замечательно!… Как видите, друзья мои. наше будущее прекрасно. Если случится что-нибудь и мы не сумеем попасть домой, то проживём здесь лучше всех робинзонов мира.

— Все это хорошо, — сказала Валя, — но ведь мы замёрзнем зимой, и все окорока и маринады пропадут зря.

— Ничего, — успокоил Валю Иван Гермогенович, — мы найдём пещеры с газовым отоплением. Наконец, можно провести по камышовым и по тростниковым трубам этот газ куда угодно.

— Конечно, — сказал Карик. — Торфяной газ даст нам тепло и свет и… Иван Гермогенович, мы ведь сможем построить тут целые фабрики и заводы…

— О нет, мой друг, — улыбнулся Иван Гермогенович. — Но мы могли бы заняться приручением насекомых…

— Ура! — крикнул Карик. — Мы будем на них летать, переплывать озера.

— Мы, — подхватила Валя, — заставим их рыть тоннели, прокладывать каналы и… и вообще — пускай они работают.

— Правильно! — сказал Карик. — На гусеницах можно пахать, жуков поставим на заготовку леса, а на стрекозах будем летать.

— А чтобы нас не съели, — вздохнув, сказала Валя, — хорошо бы придумать такие дома, как у ручейника, чтобы их можно было таскать на себе.

— Тоже выдумала! — махнул рукой Карик. — Я же говорил, что ты улитка. Улитка и есть.

— Но как же нам защищаться? — спросила Валя.

— Иван Гермогенович выдумает порох, — ответил Карик и повернулся к профессору: — Вы можете выдумать порох, Иван Гермогенович?

— Ой, нет… Пороха я, пожалуй, не выдумаю, — засмеялся Иван Гермогенович, — но я надеюсь, что мы и так не пропадём. Без пороху. Я ведь, друзья мои, биолог. Неплохо знаю жизнь окружающего нас мира, а эти знания сильнее всех взрывчатых веществ… А теперь, Карик, подбрось в костёр хворосту. Приятно сидеть, когда в огне потрескивают сучья.

Карик принёс охапку хворосту, бросил его в зелёный огонь и растянулся на земле, задумчиво поглядывая на костёр.

Все замолчали.

Весело трещали сучья и ветки. Дым столбом поднимался в небо.

Путешественники сидели у огня и думали каждый о своём.

Торопиться было некуда. Пока туман не рассеется, двигаться вперёд невозможно. Да и куда, в какую сторону идти? Где теперь маяк? Впереди? Сзади?

— Ну, — сказал профессор, — пока нам нечего делать, предлагаю спеть песню.

Ребята испуганно переглянулись.

«Что угодно, только не это», — можно было прочитать на лицах Карика и Вали. Слушать спокойно, как поёт Иван Гермогенович, могли бы только мёртвые. На всех живых голос профессора действовал, как удар дубиной по голове.

Жмурясь от дыма и закрывая лицо руками, Карик повернулся боком к дымящемуся костру и поспешно спросил профессора, который готов уже был запеть:

— А скажите, Иван Гермогенович, как вы догадались, что с нами случилось, и как вы нас разыскали?

— Очень просто, — ответил профессор. — Вы же выпили у меня почти полстакана жидкости… И это я, конечно, заметил.

— Но…

— И у меня было «но», — засмеялся Иван Гермогенович. — Выпить-то вы выпили, а вот куда после этого исчезли?… Я целый час ползал по полу с лупой в руках, но… ничего… Понимаете? Никаких следов.

— Значит, мы улетели! — сказала Валя.

— Это слишком поспешный вывод, — остановил её Иван Гермогенович.

— Но мы же в самом деле улетели, — сказала Валя.

— Тем не менее я не имел основания предполагать этого, пока собака уважаемого фотографа Шмидта не разыскала ваши трусики и не бросилась на подоконник… Вот тут-то я и вспомнил, что, когда вошёл в кабинет, на подоконнике сидела стрекоза. И я готов был ручаться, что слышал комариные голоса, которые кричали: «Сюда!»

— Да, да… Это мы кричали.

— Сначала я подумал, что ослышался, но потом, сопоставляя одно с другим, я понял: шалунов утащила стрекоза, и, если я хочу спасти их, я должен бежать в Дубки, к пруду, который зовут «Гнилое болото».

— Но почему вы пошли сюда? — спросил Карик. — Ведь стрекоза могла утащить нас в лес, в поле…

— Нет, этого не могло быть, — снисходительно улыбнулся Иван Гермогенович. — Стрекозы живут около воды. В воду они кладут яйца, в воде родятся, в воде живут и растут стрекозьи личинки. У воды стрекозы обычно и охотятся. Но иногда в погоне за добычей стрекоза улетает от места постоянной охоты.

— И так далеко, — сказала Валя. — Ведь от нас до Дубков больше пятнадцати километров.

— Для стрекозы это не такое уж большое расстояние. Стрекозы за час покрывают расстояние в девяносто километров.

— Ого! Быстрее поезда, значит? Это, наверное, самые быстрые насекомые?

— Кое-кто из насекомых летает ещё быстрее. Так, например, овод летит со скоростью сто двадцать два километра в час — Так вот, зная, что стрекоза живёт около воды и что в пятнадцати километрах от города находится пруд "Гнилое болото, где можно встретить тысячи стрекоз, я и решил искать вас в окрестностях этого пруда. Есть, правда, в нашей местности ещё один пруд, но он расположен в трехстах километрах от города. А уж оттуда вряд ли могла прилететь стрекоза. Всё-таки стрекозы охотятся в том районе, где родятся, где живут постоянно. И как видите, я не ошибся.

— А вы не хотите послушать, что с нами случилось? — спросила Валя.

— Ах да… Конечно… Я рад буду услышать паши рассказы, — забормотал Иван Гермогенович. — Ну, ну, рассказывайте. Это должно быть очень интересно.

Он обнял ребят за плечи и протянул пятки к огню. Карик и Валя стали наперебой рассказывать, что с ними было после того, как они выпили чудесную жидкость.

Слушая ребят, профессор понимающе кивал головой и без устали приговаривал:

— Совершенно верно… Все понятно…

— И мне все понятно, — сказал наконец Карик. — Но всё-таки я не все понимаю.

— Да? Чего же ты не понял?

— Почему в гнезде у подводного паука сначала можно было дышать легко, а потом мы чуть было не задохнулись?

— Очень просто, — ответил Иван Гермогенович. — Судя по твоему рассказу, я думаю, вы попали в лапы к подводному пауку аргиронету… Аргиронет — это значит серебряная пряжа. Зовут его также паук-серебрянка… Он строит под водой гнездо, похожее на водолазный колокол. В таких колоколах водолазы опускались когда-то под воду. Но этот колокол не больше грецкого ореха. А держится он, не всплывая, только потому, что с боков его удерживает паутина, прикреплённая к подводным растениям…

— Ого! — сказал Карик. — Мы еле пробрались сквозь эту паутину.

— Воздух паук приносит в свой колокол с поверхности пруда. Он поднимается наверх, выставляет наружу брюшко, покрытое очень тонкими волосками. Эти волоски и хватают воздух. Когда пространство между волосками наполнится воздухом, паук натягивает на брюшко паутину и несёт воздушный баллон к себе в домик. Кстати, со своим воздухом в чемоданах путешествуют под водой и многие водяные жуки.

— И надолго ему хватает воздуха?

— Увы, — сказал профессор, — много воздуха он захватить не может, а поэтому ему приходится то и дело подниматься на поверхность за свежими порциями. Ну, а когда воздухом паука пришлось дышать и вам, то совсем неудивительно, что вы стали задыхаться. Всё-таки на троих одной порции маловато. Вот почему подводный хищник аргиронет и сам действовал вяло… Между прочим, когда вы вернётесь домой, сходите на пруд и посмотрите, как паук серебряная пряжа трудолюбиво поднимается то и дело на поверхность за воздухом. Если наберётесь терпения, вы увидите, как трудится паук, наполняя своё подводное гнездо воздухом.

— А как мы узнаем паука аргиронета? — спросила Валя. — Ведь он же не таким страшным будет, когда мы снова станем большими.

— Пауки-серебрянки, — ответил Иван Гермогенович, — похожи на шарики ртути с чёрными точками… Всплывают аргиронеты чаще всего около водяных зарослей… Они поднимаются брюшком вверх, головой вниз. Несколько секунд остаются па поверхности, а затем медленно опускаются под воду… С первого взгляда кажется, что эти паучки — самые безобидные существа. А на самом деле аргиронет — свирепый хищник… Он никому не даёт спуску ни на дне, ни на поверхности воды.

— Почему же он не сожрал нас, а подвесил к потолку? — спросила Валя.

— Да, да, это и меня интересует, — сказал Карик.

— На ваше счастье, аргиронет был сыт, — ответил Иван Гермогенович. — Поэтому он подвесил вас про чёрный день… Так же, впрочем, поступают лисы, белки, человек, многие птицы, и в этом нет ничего удивительного… Он сожрал бы вас в тот день, когда холод или сильная жара разогнали бы всю его добычу.

— Ага! Понимаю, — сказала Валя. — Наш паук был сыт, а который рядом с ним жил, у того было плохо с продовольствием, поэтому он залез, чтобы сожрать нас.

— О нет! — сказал Иван Гермогенович. — К нашему пауку явился… Знаете кто?

— Знаю! — закричал Карик. — Его враг.

— Нет! — улыбнулся Иван Гермогенович. — Пришёл к нему… жених.

— Жених? Откуда вы знаете? — удивились ребята.

— Эти пауки, — сказал профессор, — всегда строят свои подводные домики рядом: к дому паучихи прикрепляет свой дом паук. Потом этот паук прогрызает стенку и является с визитом…

— Который, — подхватил Карик, — называется дракой.

— Да, иногда рассерженная чем-нибудь невеста бросается на жениха и пожирает его, а иногда, осилив невесту, пожирает её жених, но чаще всего невеста встречает своего жениха благосклонно, и они начинают жить очень дружно. Однако, — сказал профессор, поднимаясь и отряхиваясь, — нам уже пора в путь-дорогу. Собирайте посуду, продукты питания, укладывайте все в рюкзак и — марш в поход!

— В рюкзак? — удивилась Валя. — В какой рюкзак?

— Не в руках же нам нести посуду и продукты. Иван Гермогенович пошарил руками в груде камней и вытащил оттуда отличный кожаный мешок.

— Ой! — Валя широко открыла глаза. — Как настоящий! Это где же вы достали?

Профессор улыбнулся:

— Это подарок тихоходки. Пока вы спали, я кое-что отрезал от этого мешка, и, как видите, получился великолепный рюкзак.

— Что за тихоходка?

— Одна из моих старых знакомых!

— Понимаю, — кивнул головой Карик, — на вас напала какая-то тихоходка. Вы убили се и сняли шкуру.

— Ничего подобного, — сказал Иван Гермогенович. — Тихоходка никак не могла напасть на меня. Это же очень крошечное существо, не более миллиметра. Не нападал и я на тихоходку.

— А мешок из шкуры?

— А мешок… Видите ли, друзья мои, тихоходка размножается яйцами, а для того чтобы яйца эти не сожрал кто-нибудь, она снимает с себя шкуру и складывает в неё яйца, как в чемодан.

— А сама помирает? — спросила Валя.

— Нет.

— Как змеи! — сказал Карик. — Они тоже меняют шкуру.

— Да, — кивнул Иван Гермогенович. — Но только змеи бросают старую шкуру, а вот тихоходка приспособила шкуру для защиты потомства от холода, жары и дождя.

— Яйца вы, конечно, выбросили?

— Ну конечно, они, к сожалению, не съедобны. Профессор открыл тихоходкин мешок, положил в него посуду из яичной скорлупы и остатки яичницы, бережно завёрнутые в лепесток.

Подул свежий ветер. Туман стал редеть. Ветер нёс его, точно дым, над полями, сметая в лога и овраги.

Профессор завалил костёр землёй.

— Ну, — сказал он, — кажется, можно идти. Собирайтесь, друзья мои.

— А мы уже готовы, — вскочила Валя.

Иван Гермогенович внимательно осмотрел Карика и Валю и неодобрительно покачал головой.

— М-да! — сказал он, о чём-то думая. — Но в чём же вы пойдёте? В этих лохмотьях? Вам придётся переодеться, друзья мои.

— Во что же мы переоденемся? — спросила Валя, оглядывая своё незабудковое платье. В дороге оно порвалось и теперь висело на ней голубыми клочьями.

— Надо будет посерьёзнее одеться, — сказал Иван Гермогенович. — Как видите, незабудковая одежда непрактична в этих джунглях. За один день она уже превратилась в лохмотья. А вот этот материал уже покрепче. Он и через месяц будет таким же прочным, как в первый день.

Иван Гермогенович сбросил с плеч незабудковый плащ-палатку и остался в серебристом свитере из паутины.

— Ой, я боюсь. — Валя сложила руки на груди. — И все равно нам не отобрать у него паутину. Он такой огромный и страшный, а мы теперь такие крошечные. Уж лучше не связываться с ним.

Карик спросил хмуро:

— А как мы победим его? Оружие бы надо достать!

— Ну нет, — засмеялся Иван Гермогенович. — Отбирать паутину у паука я, пожалуй, не стану, да и вам не советую… Ваши костюмы мы найдём в другом магазине… Идите за мной.

И профессор зашагал к дому ручейника. Слабый утренний свет еле освещал домик ручейника, но теперь можно было разглядеть, что и стены, и пол, и потолок были покрыты густой и плотной паутиной.

— Вот они, ваши костюмы, — сказал Иван Гермогенович.

Он подошёл к одной стене и вцепился в неё руками.

— Эй, ухнем! — крикнул профессор и рванул паутину к себе.

Стена затрещала.

— Эх, взяли! — ещё громче крикнул Иван Гермогенович.

Паутина отставала кусками, точно отсыревшие обои.

Профессор бросил несколько кусков Карику и Вале:

— Разматывайте, друзья мои, паутинные пакеты, очищайте их от клея.

Ребята принялись мять паутину руками. Высохший клей крошился и падал комками. Карик нашёл конец и начал разматывать. Шёлковые шнуры паутины ложились ровными витками, и скоро у ног Карика и Вали выросла серебристая груда распутанной паутины.

— Ну и длинная! — сказал Карик, разматывая бесконечную нить.

— Бывают и подлиннее, — усмехнулся Иван Гермогенович. — Паутину шелковичного червя, например, можно вытянуть на целых три километра.

Профессор нагнулся, взял конец серебристого шнура и протянул его Вале:

— Одевайся!

— В нитку… Как же я в неё оденусь?

— А вот как…

Иван Гермогенович сделал из шнура петлю, накинул её на Валю, точно аркан, а потом, схватив девочку за плечи, принялся вертеть в одну сторону. Нить в куче дрогнула и побежала быстро, наматываясь на

Валю, как на катушку.

— Замечательно!… Прекрасно! — сказал Иван Гермогенович, оглядев Валю. — Прочно, тепло и удобно. Ну, а теперь ты, Карик.

Но Карик уже сам обвязал конец паутины вокруг пояса и быстро-быстро завертелся волчком.

Не прошло и пяти минут, как ребята были уже одеты в длинные серебристые фуфайки.

— Ну, вот и все, — сказал Иван Гермогенович. — Теперь прогуляйтесь вокруг домика, а я тем временем тоже переоденусь.

Ребята вышли.

Туман совсем рассеялся.

Вокруг стоял мокрый лес. Огромные капли воды лежали на травяных деревьях, точно хрустальные шары.

Лишь только Валя и Карик переступили порог дома, по вершинам скользнули первые лучи утреннего солнца.

И вдруг все вспыхнуло, засверкало, загорелось тысячами разноцветных огней.

Это было так неожиданно, что ребята зажмурили глаза и невольно отступили назад.

Несколько минут они стояли молча, разглядывая странный лес, обвешанный сверкающими тарами.

— Вот бы маме показать! — сказала наконец Валя.

Карик вздохнул:

— Мама кофе варит сейчас!

— И молочница, наверное, уже пришла, — грустно сказала Валя.

— Нет, — покачал головой Карик. — Рано ещё. Молочница в семь приходит.

— А сейчас сколько?

— Не знаю.

— Ну, всё равно… Знаешь, Карик, давай полезем на это дерево, посмотрим, нет ли тут зелёных коров,

— Полезем.

Ребята подбежали к дереву, похожему на баобаб, и начали было карабкаться вверх, но в это время Иван Гермогенович высунул из пещеры голову и крикнул:

— Напрасный труд, друзья мои!

— Почему?

— Сегодня вы днём с огнём на найдёте зелёных коров.

— А где же они? — удивился Карик. — Ведь вы говорили вчера, что тли пасутся на каждом дереве.

— Так это было вчера, — ответил Иван Гермогенович. — Вчера днём, а вечером пошёл дождь, и, конечно, он смыл всех тлей дочиста… Вот я и готов. Идёмте!

Ребята повернулись к профессору и вдруг, взглянув на него, захохотали.

— В чём дело? — смущённо осмотрел себя Иван Гермогенович.

— Ой!… Как вы…

— Как вы оделись… — хохотали ребята. Иван Гермогенович стоял, обмотанный шелковистым шнурком от горла до пяток. Всю паутину, которая была в домике ручейника, он намотал себе на живот, на плечи, на шею.

— Вы похожи на кокон! — сказала Валя, давясь от смеха.

Профессор улыбнулся:

— А ты сама, думаешь, на бабочку похожа? И ты, и Карик похожи сейчас на маленьких гусениц… Идёмте, друзья мои!

— А куда идти? — спросил Карик, оглядываясь.

За ночь вода залила все кругом. Идти можно было только в одну сторону. От домика ручейника тянулась узкая полоса земли, покрытая густым зелёным кустарником.

Профессор вскинул мешок на плечо и сказал:

— Очевидно, придётся сначала выйти из этого болота, а там уже мы увидим, что делать. Вперёд! И, махнув рукой, профессор затянул:

Марш вперёд — труба зовёт, -

Бравые ребята!

Выше голову держать,

Славные орлята!

Густые заросли травяного леса были безмолвны. Тяжёлые водяные шары висели низко над головами путешественников, приходилось идти очень осторожно, чтобы падающие капли не сбили с ног.

В пустом и гулком лесу падение водяных шаров производило такой шум, как взрывы бомб. Одна капля упала прямо на путешественников.

— Ай! — взвизгнула Валя, падая.

— У-ух! — крикнул Карик, отброшенный в сторону.

— Ничего, ничего! Утренний душ полезен! — смеялся Иван Гермогенович.

Но вот солнце поднялось высоко над лесом. Горячие лучи словно подожгли землю. Она задымилась. Пар окутал травяные джунгли. Стало душно, как в бане.

К полудню путешественники вышли па опушку леса.

Впереди сквозь редкие просветы деревьев мелькнули жёлтые холмы.

Один холм поднимался над землёй острой вершиной, точно щедро позолоченная пирамида.

Взглянув на солнечную вершину, Иван Гермогенович сказал:

— Вот с этой вершины мы непременно увидим наш маяк.

— Золотой Везувий! — всплеснула руками Валя. — Бежим!

Карик бежал, обгоняя Валю, Иван Гермогенович ковылял сзади и скоро стал отставать от быстроногих ребят.

До Золотого Везувия расстояние было неблизким, и когда Карик и Валя подбежали к нему, оба так запыхались, что еле переводили дыхание. Вытирая на лбу проступивший пот, Карик сказал:

— Тоже мне Везувий!

Это была обыкновенная гора из жёлтых камней. А странные камни, которые блестели, как золотые, были простым песком.

Тяжело отдуваясь, ребята стояли, поджидая Ивана Гермогеновича, а когда он подошёл, стали подниматься на вершину раскалённой песчаной горы. Профессор шёл впереди.

— Мне, — сказал он, — что-то не нравится этот Везувий. Уж очень он похож на одну коварную ловушку. Я, возможно, ошибаюсь, но не мешает быть и осторожными. Прошу идти за мной, вперёд не забегать.

Гора под ногами ползла, камни срывались с места и с грохотом мчались вниз. И с каждым шагом подниматься становилось всё труднее и труднее.

Солнце стояло уже высоко, когда отважные альпинисты поднялись на самую вершину.

Иван Гермогенович выпрямился, приложил к глазам ладонь и, поворачивая голову то вправо, то влево, начал осматриваться.

Ребята поднимались на цыпочки, чтобы получше рассмотреть горизонт. Но ни профессор, ни Карик и Валя не могли обнаружить приметный шест с красным флагом.

— Странно, — кашлянул Иван Гермогенович. — Неужели маяк повалило ветром?

— А дождём не могло его смыть? — спросил с тревогой Карик.

— Нет, нет. Я укрепил шест надёжно. Разве что…

Профессор не договорил. Земля под его ногами неожиданно расступилась, и он провалился по пояс. Ребята бросились на помощь. Но в то же мгновение вершина горы дрогнула и вдруг разверзлась, как чудовищная пасть.

Путешественники полетели вниз по узкой, наклонной земляной трубе. Следом за ними посыпались с грохотом камни и тяжёлые комья земли.

С визгом и криком, вцепившись друг в друга руками, путешественники мчались вниз и через минуту врезались в мокрое вязкое дно.

Первым опомнился профессор. Кряхтя и охая, он выбрался из густой, липкой грязи и, потирая поясницу, грустно сострил:

— Затяжной прыжок без парашюта. Разрешите поздравить с благополучным приземлением. Поднимайтесь, друзья мои.

Он вытер руки о костюм, заботливо поглядел на ребят, которые барахтались в грязи, и спросил:

— Все в порядке, надеюсь? Как Валя? Не ушиблась?

— Ничего, — ответила, поднимаясь, Валя, — только локоть, кажется, ободрала.

— А ты, Карик?

— А я колено ушиб.

Потирая ушибленные места, ребята испуганно оглядывали тёмные стены узкого колодца.

— Ну, это пустяки! — сказал Иван Гермогенович. — А вот я потерял мешок с провизией и посудой. Это уже хуже.

— Где мы? — спросила Валя.

— Сейчас узнаем, — пробормотал Иван Гермогенович, задирая бороду вверх.

Высоко над головами сияло далёкое небо. Бледный дневной свет падал на высокие отлогие стены, но на вязком дне этого глубокого, мрачного колодца было почти совсем темно.

— Кажется, — сказал Карик, — мы попали в нору к пауку-землекопу. Это очень страшные пауки. Я читал про них.

— Как? — вздрогнула Валя. — Опять пауки? И в воздухе, и на земле, и под водой, и под землёй — пауки?

— Успокойся, — сказал Иван Гермогенович, — пауки-землекопы, о которых говорит Карик, живут в Италии и на юге Франции. У нас их нет.

— Но тогда чья же это нора?

Профессор ничего не ответил. Пощипывая бороду, он обошёл колодец вокруг, постучал кулаком в стены и задумчиво сказал:

— Да, да… Это она… Андрена!

— Какая ещё Андреевна? — захныкала Валя.

— Да, да… Я так и думал… Все в порядке, друзья мои. Ничего опасного. На этот раз мы провалились удачно. Мы попали прямо в кондитерскую.

Глаза Вали стали круглыми от удивления.

— И здесь, — спросила она, — можно найти торты и пирожные?

— Да! — улыбнулся профессор.

— Но где же все это? Я вижу только грязь.

— Минутку терпения!

Профессор стукнул кулаком по стене:

— Сезам, откройся!

Стена загудела, точно он ударил по днищу пустой бочки.

— Не открывается! — сказала Валя, облизнув губы.

— Немудрёно! — улыбнулся профессор. — Ведь это только в сказках все делается по щучьему веленью. Нам нужно будет поработать немного. Копайте землю. Вот в этом месте.

Иван Гермогенович подошёл к стене и принялся рыть землю, как медведка, разбрасывая руками тяжёлые, липкие комья.

Карик и Валя бросились помогать профессору.

Особенно усердствовал Карик. Из-под рук его так и летели комья земли и камни.

— Тише, тише! — закричал Иван Гермогенович. — Так ты и нас засыплешь. Осторожнее! Не торопись, пожалуйста!

Карик хотел что-то ответить, но в эту минуту стена дрогнула, к ногам путешественников посыпались камни, и все увидели в стене глубокую нишу.

В воздухе запахло свежими медовыми пряниками.

— Что это? — облизнулась Валя. — Пахнет, как на ёлке в Новый год.

— Это и есть кондитерская! — ответил Иван Гермогенович, нагибаясь. — А теперь отойдите в сторону… Так! Прекрасно!

Он запустил в нишу обе руки и, широко расставив ноги, принялся тянуть что-то к себе.

— Есть! Есть! — засмеялся профессор. Поднатужившись, он вытащил из тёмной ниши что-то круглое, покрытое, словно жёлтой пудрой, мелким песком, и сказал весёлым голосом:

— Ну, вот и всё! А сейчас я угощу вас сладким блюдом.

Опустив осторожно свою находку на землю, Иван Гермогенович старательно смахнул с неё жёлтую пыль, потом ударом кулака отбил круглый, как гусиное яйцо, шарик, который лежал сверху. Карик схватил шарик и засмеялся.

— Ого! — сказал он. — Опять яичница будет? Профессор улыбнулся.

— Ну нет! Сейчас мы попробуем кое-что получше яичницы. А яйцо брось. Из него яичницы не выйдет. — Он похлопал ладонью по своей находке, похожей на огромный колобок. — Вот что мы будем есть.

— Что это?

— Цветочный торт!

Иван Гермогенович отщипнул кусок колобка, положил его в рот. На лице его появилась улыбка сластёны.

— Чудесно! — Он прищёлкнул языком. — Великолепно! Лучше кондитерского торта. Угощайтесь, друзья мои.

Вязкое, душистое тесто пахло мёдом и цветами. Оно так и таяло.

— Вот вкусно-то! — сказала Валя. — Вкуснее сливочного торта.

— Ты просто проголодалась, — ответил Иван Гермогенович, улыбаясь. — И немудрёно… Завтракали мы чуть ли не ночью, а сейчас уже скоро полдень.

— Нет, нет, правда, это очень вкусно! — уверяла Валя.

— А что это такое? — спросил Карик, уплетая за обе щеки душистое тесто.

— Цветочная пыльца с мёдом! — ответил профессор.

— Почему же она оказалась в колодце? Профессор поднял с земли белое яйцо, покрытое упругой кожицей, и подбросил его на ладони.

— А вот почему, — сказал Иван Гермогенович. — Торт был приготовлен для личинки, которая выйдет из этого яйца, а положила сюда торт и яйца подземная пчела андрена.

— Если она подземная, — сказала Валя, — тогда мы должны поскорее уходить отсюда. Профессор улыбнулся.

— Подземной пчелой, — сказал он, — называют андрену только потому, что она устраивает свои гнезда под землёй, но сама андрена живёт там, наверху, где живут стрекозы, мухи, комары. Правда, иной раз гнездо её можно найти и на поверхности земли: в гнилых пнях, в стволах поваленных деревьев, но чаще всего в земле. Поэтому зовут андрену подземной пчелой.

И профессор рассказал Карику и Вале, как из яйца выходят личинки, как питаются они приготовленным для них вкусным пирогом и как потом превращаются в крылатую пчелу андрену.

— Таких пирогов, — сказал Иван Гермогенович, — лежит в каждом гнезде андрены несколько штук. Если вы хотите, я сейчас ещё достану.

Ребята засмеялись.

— Что мы, слоны, что ли? — сказал Карик. — Нам и этого не съесть… Давайте лучше удерём отсюда, пока пчела Андреевна не вернулась домой.

— Во-первых, андрена, а не Андреевна, — поправил Карика Иван Гермогенович. — А во-вторых, я уже сказал: после того как андрена выроет гнездо, положит в него яйца и приготовит для своего потомства корм, она больше сюда не заглядывает. Ей тут нечего делать… Да и нам, конечно, оставаться тут незачем. Подкрепились — и до свиданья.

Профессор подошёл к наклонной стене и, цепляясь руками за корни растений, полез наверх. Ребята проворно, точно обезьяны, полезли следом.

Медленно, шаг за шагом продвигались они по стене колодца к большому, круглому отверстию, над которым сияло голубое небо. Время от времени они останавливались, отдыхали, а потом снова карабкались вверх.

Камни, вырываясь из-под ног, с гулом падали вниз, на самое дно гнезда андрены. Профессор первым добрался до края колодца.

Здесь было светло и жарко.

— Уф! — тяжело вздохнул он. — Ну и подъем!… Что же это вы отстаёте?… Я старик, а раньше вас управился.

Он нагнулся над тёмным колодцем, протягивая руку вниз:

— Давайте помогу!

Но Карик не успел ухватиться за его руку, Иван Гермогенович вдруг подпрыгнул, словно резиновый мячик. Высоко над колодцем мелькнули его пятки, и он исчез.

Карик в ужасе прижался к стене:

— Шшш!

— Что такое? — спросила Валя.

— Его склевала птица! — шепнул Карик. — Большая-большая. С крыльями. Валя вздрогнула:

— Ты видел?

— Да, видел крылья… Огромные… Как паруса! Ребята поглядели друг на друга. На глазах Вали показались слёзы. Карик сказал:

— Все равно вырвется! Валя тихо заплакала.

— Ну, не плачь, пожалуйста! Он же вырвется! — утешал сестру Карик и, осторожно выглянув из колодца, громко крикнул:

— Иван Гермогенович! Ответа не было.

Валя вытерла слезы кулаком и решительно сказала:

— Надо вылезать!

— Надо! — согласился Карик.

Помогая друг другу, ребята вылезли из колодца.

Они стояли на вершине пика Золотой Везувий. Впереди расстилалась холмистая жёлтая пустыня. Сзади, точно зелёное море, шумели травяные джунгли, сквозь которые все утро пробивались путешественники. Справа и слева синели озера, поросшие по берегам высоким тростниковым лесом.

Но профессора нигде не было.

— Иван Гермогенович, где вы?! — закричала Валя.

Она прислушалась. Ни звука.

— Иван Гермогенович!

Но в ответ только ветер прошумел печально над вершиной горы да покатилось, замирая за холмами, разноголосое эхо.

— Давай крикнем вместе! — предложил Карик.

Ребята взялись за руки.

— И-ван Гер-мо-ге-но-ви-ич! — закричали они разом.

«О-о-в-и-ич!» — отозвалось эхо и смолкло. У Вали из глаз ручьём полились слезы. Она закрыла лицо руками и заплакала навзрыд. В ту же минуту над ней промчался с воем вихрь. Её отбросило в сторону и покатило по огромным камням.

Когда она наконец поднялась на ноги и огляделась, Карика на вершине горы не было. А ведь он только что стоял здесь, вот у этого круглого камня…

— Карик! — испуганно закричала Валя. — Карик, где ты? Зачем пугаешь?

Высоко-высоко, точно под самыми облаками, кто-то отозвался слабым голосом:

— Ва-аля!